Это важное правительственное решение было принято благодаря настойчивости М. Н. Муравьева, который внес на рассмотрение комитета «всеподданнейшую записку» от 14 мая с предложениями об устройстве Северо-Западного края. Если «Инструкция» от 24 мая 1863 г. стала для администрации края обязательным идейным и практическим руководством к действиям по подавлению восстания, то «Записка» к императору Александру II от 14 мая 1864 г. явилась программным документом политики «обрусения» края. В ней были изложены основные направления этой политики, реализация которых определила основное содержание второго периода преобразовательной деятельности М. Н. Муравьева
[420]. Принятые на основе «Записки» решения Западного комитета утверждались императором и принимали силу закона.
Рассмотрев на заседаниях 17 и 19 мая 1864 г. предложения М. Н. Муравьева, Западный комитет признал их целесообразность, а император 27 мая утвердил решение комитета.
7 июля 1864 г. М. Н. Муравьев в циркуляре губернаторам Северо-Западного края объявил, что Западный комитет «нашел неподлежащим никакому сомнению признание Северо-Западного края русским, составляющим древнее достояние России»
[421]. Давнее убеждение Муравьева, подтвержденное русским населением в период польского восстания, получило, наконец, официальное признание. Решение Западного комитета открывало дорогу реализации муравьевской программы «обрусения края».
Вот как об этом было сказано в циркуляре генерал-губернатора: «Западный комитет … руководствуясь мерами строгой справедливости, постановил непременным правилом, чтобы в Северо-Западном крае не было отнюдь допускаемо ни малейших признаков польской пропаганды и оказываемо снисхождений и уступок, а принимались бы строгие и неуклонные меры для противодействия и совершенного подавления не только преобладания, но и проявления польского элемента, чуждого страны и враждебного законному правительству и русской народности.
Согласно с моим мнением Комитет признал, что меры эти должны касаться:
1) упрочения и возвышения русской народности и православия, посредством устройства быта крестьян и распространения общественного образования в духе православия и русской народности, так чтобы не было и малейшего повода опасться, что край может, когда-либо, сделаться польским.
2) улучшение быта православного духовенства, с поставлением его в положение независимое от землевладельцев, для того чтобы оно совокупно с народом могло твердо противостоять польской пропаганде, которая, без сомнения, еще некоторое время будет пытаться пускать свои корни.
3) преграждение римско-католическому духовенству возможности противодействовать постановлениям правительства, посредством учреждения за ним повсюду строжайшего наблюдения и неукоснительного взыскания за всякое отступление от законного порядка и, в особенности, за манифестации в смысле польской пропаганды.
4) замещение лицами русского происхождения высших служебных мест, а равно мест отдельных начальников и тех, которые находятся в непосредственном соприкосновении с народом;
5) водворение русского элемента в крае посредством поселения русских крестьян и продажа имений русским всех сословий»
[422].
Принципиальная новизна политических решений М. Н. Муравьева заключалась в том, что впервые в Российской империи было сформулировано идейное обоснование для активного проведения системных региональных реформ, направленных на модернизацию Северо-Западного края. Впоследствии эта ведущая, созидательная мотивация была удачно определена Львом Тихомировым как «русская идея М. Н. Муравьева»
[423]. Реформы виленского генерал-губернатора не только ускорили процесс социально-экономического и правового освобождения крестьян, начатый в 1861 г., но и позволили внести принципиальные изменения в положение сословий, этнических групп и конфессий Северо-Западного края.
Реформы М. Н. Муравьева, соответствовавшие критериям модернизации (образование, социально-экономическая и административно-правовая эмансипация), представляли собой политическую форму идеологии формирующегося русского национализма, в качестве идеологов которого выступали М. Н. Катков, А. Ф. Гильфердинг, И. С. Аксаков. В качестве идейной мотивации для проведения реформ в пользу русского населения края эти публицисты и ученые указывали на общерусскую этническую солидарность, конкретным проявлением которой должно было стать восстановление исторической справедливости по отношению к угнетенному белорусскому народу.
Газета «День», издаваемая И. С. Аксаковым, так писала об этом национальном долге образованной России: «Мы виноваты перед вами; простите нас… Мы, русское общество, как будто забыли о существовании Белоруссии; мы долгое время не знали о той глухой, неизвестной борьбе, которую вели белорусы за свою народность и веру со своими могущественными, сильными, хитрыми и богатыми, со всех сторон окружающими их врагами — польщизной и латинством»
[424].
Идеи общерусской солидарности, излагаемые учеными и публицистами, по своему содержанию выходили за рамки усвоенного бюрократией донационального сословно-династического имперского патриотизма
[425]. Перемены, происходившие в общественном сознании России, получали практическое подтверждение. По словам Г. И. Киприановича: «В период мятежа на защиту попранных интересов православия и русской народности в западной России горячо сталитакие первоклассные публицисты, как Катков, Аксаков, а также профессор Коялович — в своих многочисленных статьях исторического и публицистического содержания. Не только они, но и все русское общество выразило сочувствие к своим западным братьям многочисленными пожертвованиями в пособие духовным лицам, потерпевшим разорение от польских мятежников, а также в пользу беднейших церквей и на школы народные»
[426].
