Польское восстание 1863 г. предельно обострило все проблемы, которые испытывало православное духовенство во взаимоотношениях с местным католичеством в предреформенный период. Восстание только усилило религиозно-этническую и социальную неприязнь православного духовенства к католичеству, прибавив к ней и злободневные политические мотивы. По отзывам священников, ещё накануне восстания ксендзы стали открыто проповедовать ненависть к православным, заражая религиозной нетерпимостью свою паству
[554].
Пропаганда, разжигающая межконфессиональную рознь, оказалась результативной. Польские повстанцы принесли многим православным священнослужителям унижения, страдания, беды, а некоторым и мученическую смерть. Религиозная нетерпимость к православию выражалась в различных формах насилия по отношению к православным пастырям. Священников избивали, грабили, угрожали смертью, пытаясь принудить содействовать восстанию и тем самым вовлечь православное население в борьбу за независимость Польши.
Однако западно-русское духовенство продолжало хранить верность российской монархии и призывало к этому свою паству. Непокорное поведение православных пастырей вызывало у повстанцев ожесточение и ненависть, которые нашли свое воплощение в различных формах террора.
Одной из первых жертв антиправославного террора стал священник г. Дрогичин Гродненской губернии Игнатий Гинтовт, который скончался впоследствии от ран, нанесенных ему польскими повстанцами. Священнику стреляли в лицо холостыми зарядами, топтали ногами и рубили саблями за то, что он отказался читать прихожанам в церкви манифест подпольного польского «правительства». В вину о. Игнатию повстанцы ставили также массовое присоединение униатов к православию, совершенное им после Полоцкого собора 1839 г.
Весной и летом 1863 г. посягательства на жизнь священнослужителей и грабежи их имущества достигли своего пика. Атмосфера ежедневного страха, в которой находилось православное духовенство, поддерживалась с помощью террористической пропаганды. Среди пропагандистских материалов, известна листовка с изображением повешенного православного священника и надписью на польском языке: «Это ты, поп, будешь так висеть, если не исправишься. Если у тебя еще чешется язык брехать в церкви хлопам бредни, то лучше наколи его шпилькой. А вороны будут насыщаться твоим телом. Ах, какая ж это будет позорная смерть!».
Вслед за пропагандистскими угрозами насилия и смерти последовало их практическое воплощение. Террор приобрел радикальный характер. Начались самочинные показательные расправы над православными священниками, верными своей религиозной совести и верноподданническому долгу. На этот раз повстанцы прибегли к самым жестоким средствам, в которых выразилась сама сущность террора как метода устрашения, для того, чтобы парализовать решимость духовенства и его паствы сохранять верность императору Александру II.
После жестоких истязаний повстанцами были повешены: Константин Прокопович, который был священником в заштатном городе Сураж Белостокского уезда Гродненской губернии, иерей Роман Рапацкий — служил настоятелем в селе Котры Пружанского уезда Гродненской губернии, священник Даниил Конопасевич, служивший в местечке Богушевичи Игуменского уезда Минской губернии. От рук жандармов-вешателей принял мученическую смерть псаломщик Крестовоздвиженской церкви села Святая Воля Пинского уезда Минской губернии Федор Яковлевич Юзефович.
В Ковенской губернии за верность присяге после жестоких пыток был повешен повстанцами православный учитель Субочского народного училища Викентий Смольский
[555]. Террор в форме жестоких показательных казней служителей Церкви, грабежи, избиения и издевательства над священниками не достигли своей цели. За редчайшими исключениями, воссоединенное православное духовенство не изменило присяге императору, оставаясь верным Православной церкви и России
[556]. Спустя годы после этих трагических событий, Православная церковь хранила память о подвигах исповедничества и доблести мученичества своих пастырей.
Вот как писал об этом один из православных авторов того времени: «Чего же достигли совершители этих поруганий, насилий, убийств? Искоренена ли православная вера, искоренено ли православное духовенство? Православная вера цвела и будет цвести в Западной Руси, а духовенство покрылось новой славой в своих страдальцах.
Так-то страдало духовенство за веру православную и народ русский! Пусть же помнят наши дети, внуки и правнуки, как мятежники обзывали нашу православную веру схизматической и собачьей, как вешали, били и стреляли, позорили наше духовенство, мучили их жен и детей.
Пастыри православные! Воспоминая наших недавних мучеников и исповедников, пострадавших за Православную Веру и любовь к России, стойте и сами всегда бодро на страже! Помните, что, охраняя Православную Веру, вы охраняете Русь Святую. Русь Православная не забудет и вашего дела, как не забыл и с благоговением вспоминает всякий сын Западной Руси и упокоившихся наших недавних мучеников и исповедников»
[557].
После трагических событий 1863 г. у верноподданного православного духовенства появились весомые основания испытывать религиозную, этническую и политическую неприязнь к польскому католичеству. Поэтому духовенство поддержало меры М. Н. Муравьева, направленные на ограничение силы и влияния местного католического клира, представлявшего собой влиятельную часть туземной колониальной элиты. Эта чрезвычайная государственно-церковная реконкиста стала составной частью политики системного обрусения Северо-Западного края, призванной интегрировать Северо-Западный край в состав Российской империи
[558].
