Но если правительство проявляло терпимость к этим открыто признанным приверженцам древней религии, которые, являясь мирными гражданами, не вызывали никаких беспорядков, того же нельзя было сказать о показушных мусульманах, которые после так называемого обращения в сердцах остались язычниками и втайне пытались переделать исламизм, внедрив в него собственные доктрины. В Персии и Испании наглядных обращений, обусловленных мирскими интересами, было много, а неискренние мусульмане являлись по большей части честолюбивыми и беспокойными людьми. С презрением отвергнутые арабской аристократией, везде очень замкнутой, они мечтали о возрождении персидской нации и империи. Против таких агитаторов правительство принимало самые суровые меры. Чтобы сдержать и наказать их, халиф Махди даже создал инквизиционный трибунал, который существовал до конца правления Гарун аль-Рашида. Как и следовало ожидать, гонения привели к восстанию. Бабак, он же Бабек, лидер хуррамитов – противники называли их вольнодумцами, возглавил восстание в Азербайджане. В течение двадцати лет, с 817 по 837 год, этот персидский Ибн-Хафсун сдерживал армии халифов, и последние потеряли двести пятьдесят тысяч человек, прежде чем им удалось его поймать. Но намного сложнее, чем силой подавить вооруженное восстание, было обнаружить и искоренить тайные общества, порожденные гонениями. Они скрытно распространяли или древние персидские доктрины, или философские идеи, еще более опасные, поскольку на востоке конфликт многих религий дал толчок к развитию многочисленного класса мыслителей, которые отвергали и презирали их все. «Все эти мнимые религиозные обязанности, – утверждали они, – в лучшем случае полезны для черни и никоим образом не являются обязательными для культурных людей. Большинство пророков были обычными самозванцами, которые стремились получить власть над людьми». По крайней мере, аль-Макризи считал именно так.
Из этих тайных обществ в начале IX века вышел второй отец-основатель секты исмаилитов. Его звали Абдуллах ибн Маймун. Он был выходец из персидской семьи, которая исповедовала доктрины последователей Бардесана (Вардесана), признававшего двух божеств, одно из которых создало свет, а второе – тьму. Отец Абдуллаха был свободомыслящим оккультистом, и, чтобы не попасть в лапы инквизиции, жертвой которой пали семьдесят его товарищей, он бежал в Иерусалим, где тайно обучал оккультным наукам, проповедовал благочестие и проявлял большой интерес к шиитской партии. Под руководством отца Абдуллах стал не только опытным оккультистом, но также эрудитом в разных теологических и философских системах. Сначала он сделал попытку – с помощью мнимых чудес – выступить в роли пророка, но потерпел неудачу и задумал намного более масштабный проект.
Его замысел заключался в том, чтобы связать вместе в одну группу завоевателей и завоеванных; объединить в обширном тайном обществе с множеством степеней посвящения свободных мыслителей – которые считали религию лишь уздой для народа – и фанатиков всех сект; превратить в орудие верующих, чтобы дать власть скептикам. Он хотел заставить завоевателей опрокинуть империю, которую они сами основали; построить партию многочисленную, компактную и дисциплинированную, которая со временем даст трон если не ему самому, то его потомками. Такую необычную концепцию он разработал с удивительным тактом, непревзойденным умением и глубочайшим знанием человеческой натуры.
Средства, которые он использовал для достижения своей цели, были изобретены с воистину дьявольской хитростью. Внешне он был исмаилитом. В эту секту, казалось обреченную на исчезновение из-за отсутствия лидера, он вдохнул новую жизнь и сделал ее весьма многообещающей. «Мир, – такова, по словам аль-Джувайни, была его доктрина, – никогда не был без имама. Линия имамов продолжалась от отца к сыну с дней Адама, и так будет до конца времен. Имам никогда не умирает, пока у него не рождается сын, его преемник. Но имам не всегда виден. Иногда он явен, а иногда – скрыт, так же как день и ночь сменяют друг друга. Когда имам явен, его доктрина скрыта. Но когда имам скрыт, его учения явны, и его посланники появляются среди людей». В поддержку своей доктрины Абдуллах цитировал отрывки из Корана. Они помогали ему поддерживать исмаилитов, которые приняли теорию «скрытого имама», но верили, что он рано или поздно явит себя и на земле воцарятся мир и справедливость. Только в глубине души Абдуллах презирал эту секту, и его мнимая привязанность к семейству Али использовалась лишь для продвижения его проекта. Будучи персом душой и сердцем, он относил Али, его потомков и арабов к отщепенцам. Он не без оснований верил, что если бы Алид сумел основать империю в Персии, как желали персы, это было бы не им на благо. Поэтому он советовал своим доверенным лицам безжалостно уничтожать всех потомков Али, оказавшихся в их власти. В общем, истинных сторонников он искал не среди шиитов, а среди гебров, манихейцев, язычников Харрана и студентов, изучающих греческую философию. Именно на последних он мог положиться, только им мог раскрыть решающую тайну и поведать, что имамы, религии и мораль – всего лишь обман и бессмысленность. Остальная часть человечества – Абдуллах называл их «ослами» – неспособны понять такие доктрины. Но чтобы достичь своих целей, он никоим образом не пренебрегал их помощью. Наоборот, он требовал ее. Однако он тщательно следил, чтобы религиозные и занимающие низкое положение люди оставались только на самых первых ступенях секты. Его миссионеры, которым была внушена идея, что их главная обязанность – скрывать свои истинные чувства и адаптироваться к аудитории, появлялись в множестве обличий и говорили с каждым классом на своем языке. Они привлекали невежественную толпу ловкими фокусами, которые сходили за чудеса, или возбуждали ее любопытство таинственными рассказами. В присутствии верующих они надевали маски добродетели и благочестия. С мистиками они становились мистиками и раскрывали внутренний смысл явления или объясняли аллегории и их внутренний смысл. Обращая себе на пользу эпохальные катастрофы и смутные надежды на лучшее будущее, поощряемое всеми сектами, они обещали мусульманам раннее пришествие Махди, объявленное Мухаммедом, иудеям – Мессии, а христианам – Утешителя. Они обращались даже к ортодоксальным арабам – суннитам, которых было труднее всего привлечь на свою сторону, поскольку их религия была господствующей, но их присутствие было желательно, как гарантия против подозрительности и вмешательства правительства, и их богатство было необходимо для продвижения идей. Они льстили национальной гордости арабов, заверяя их, что все богатства земли принадлежат только их расе, в то время как персы – рабы по своей природе, и старались завоевать доверие, демонстрируя презрение к богатству и глубокое благочестие. Завоевав доверие араба, они начинали его запугивать докучливостью и молитвами, пока он не начинал повиноваться им безусловно и беспрекословно. После этого они легко внушали ему, что его долг – поддерживать секту богатыми дарами и завещать ей все свое имущество.
Такими способами были достигнуты воистину удивительные результаты: множество людей разных верований стали работать вместе для достижения цели, известной лишь немногим из них. Однако прогресс был очень медленным. Абдуллах понимал, что сам он не увидит результатов, но поручил своему сыну Ахмаду ее продолжать. При Ахмаде и его преемниках прогресс стал более очевидным, в основном из-за присоединения к секте другой ветви шиитов. Эта ветвь, как мы уже говорили, признавала имамами потомков Мусы, второго сына Джафара ас-Садика. Но поскольку двенадцатый имам, Мухаммед, исчез в двенадцатилетнем возрасте в пещере, куда в 879 году вошел вместе со своей матерью, а его последователям – они называли себя двунадесятниками – надоело ждать их возвращения, их оказалось несложно привлечь на сторону исмаилитов, у которых имелось неоспоримое преимущество – живой лидер, готовый явить себя миру, как только позволят обстоятельства.
