Подобными средствами Ибн-Аби Амир создал партию, преданную его интересам. Но своим первейшим долгом он считал удовлетворять все прихоти султанши, осыпать ее дарами, подобных которым она никогда не получала. Причем он зачастую проявлял большую изобретательность. К примеру, однажды он приказал сделать серебряную модель дворца, за которую заплатил баснословную сумму, и, когда чудесная игрушка была закончена, слуги пронесли ее по городу во дворец халифа – к большому удивлению толпы, которая никогда не видела таких дорогостоящих игрушек, равно как и столь тонкой работы серебряных дел мастеров. Аврора никогда не уставала восхищаться этим подарком и с тех самых пор не упускала возможности продвинуть своего протеже и увеличить его состояние. Они стали настолько близки, что это дало пищу для скандала. Ибн-Аби Амир, однако, не обходил вниманием и других обитательниц гарема. Они легко попадали под влияние его великодушия, изысканной речи, обходительных манер. Старый халиф ничего не мог понять. «Не знаю, – жаловался он своему приближенному, – как этот молодой человек завоевывает сердца женщин из моего гарема. Я даю им все, что они пожелают, но им не нравится ничего, что исходит не от него. Не понимаю, кем его считать: очень умным и ловким слугой или могучим колдуном. Но мне как-то тревожно думать о государственных деньгах, которые проходят через его руки».
Молодой глава монетного двора действительно сильно рисковал. Он был исключительно щедр к друзьям, но за счет казны, и поскольку его быстрый подъем – можно сказать, взлет – естественно, вызвал зависть, в конце концов враги обвинили его перед халифом в злоупотреблениях. Ибн-Аби Амир был вызван во дворец для отчета об использовании средств. Он обещал немедленно явиться, а сам поспешил к своему другу визирю Ибн-Хадаиру, которому откровенно объяснил ситуацию и сказал, что ему срочно нужны деньги для покрытия дефицита. Ибн-Хадаир дал ему требуемую сумму. После этого Ибн-Аби Амир отправился во дворец, пришел к халифу и передал ему все отчеты, а также деньги, за которые его считали ответственными. Обвинители оказались в полном недоумении. На самом деле, страстно желая опозорить наглого выскочку, они выложили для него дорогу к еще большему триумфу. Халиф посчитал их нарушителями спокойствия и осыпал дарами верного главу монетного двора, которому пожаловал и новые чины. В начале декабря 968 года Хакам доверил ему надзор за пустующими поместьями, а через одиннадцать месяцев – должность кади Севильи и Ньеблы. После смерти юного Абд-ер-Рахмана он был назначен управляющим к Хишаму, в июле 970 года ставшему предполагаемым наследником трона. Но и это еще не все. В феврале 972 года Ибн-Аби Амир стал командиром второго полка стражи, которая выполняла функции городской полиции. Таким образом, в возрасте тридцати одного года он уже был обладателем пяти или шести важных и доходных постов. С тех пор он жил в сказочной роскоши. Дворец, построенный им в Росафе, был великолепен. Свой дом Ибн-Аби Амир держал открытым. В его залах всегда толпились армии секретарей и помощников, подобранных из числа высших членов общества. Двери осаждали просители и поклонники. Ибн-Аби Амир не упускал ни одной возможности добиться популярности, и в этом ему сопутствовал неизменный успех. Люди не уставали восхвалять его великодушие, любезность и благородство. Недовольных не было.
Но хотя студент из Торрокса достиг высокого положения, он стремился еще выше и с этой целью всячески старался сдружиться с высшими военными чинами. Желаемую возможность дала ему ситуация в Мавритании.
В этой стране никогда не прекращалась война между Омейядами и Фатимидами, но ее характер изменился. Абд-ер-Рахман III воевал с Фатимидами, чтобы сохранить свою страну, не допустив вторжения извне. Но в эпоху, о которой идет речь, эта опасность больше не угрожала. Фатимиды повернули оружие против Египта. В 969 году они захватили страну, и тремя годами позже халиф Муизз покинул Мансурию, столицу империи, и перебрался на жительство на берега Нила, назначив принца Абу-л Футух Юсуфа ибн Зири наместником Ифрикии и Мавритании.
Больше Испании нечего было опасаться со стороны претендентов на происхождение от Али, и, поскольку африканские владения стоили ему больше, чем давали, Хакам ничего не имел против того, чтобы забросить их. Однако, подумав, халиф решил, что такое действо запятнало бы на его честь, и вместо того, чтобы отказаться от этих владений, он постарался их расширить. С этой целью он вступил в войну с принцами из Идрисидов, которые управляли территорией от лица Фатимидов.
Хасан ибн Кеннан, который правил в Танжере, Арцилле и других городах побережья, был одним из их числа. Он объявлял себя попеременно то сторонником Омейядов, то сторонником Фатимидов, в зависимости от того, кто в данный момент был сильнее. Но все же был более склонным к последним. Фатимиды казались ему не такими опасными, как Омейяды. Он первым открыто поддержал Абу-л Футуха, когда наместник прибыл в Мавританию как завоеватель. Хакам затаил на Ибн-Кеннана зуб за такое предательство, и после отбытия Абу-л Футуха велел своему военачальнику Ибн-Томлосу организовать карательную экспедицию против Идрисида и поставить его на колени. В начале августа 972 года Ибн-Томлос погрузил на корабли крупные силы. После присоединения к нему гарнизона Сеуты начался поход на Танжер. Ибн-Кеннан поспешил навстречу, желая встретить врага в поле, но потерпел такое сокрушительное поражение, что даже не смог отступить в город. Предоставленный самому себе Танжер вскоре сдался адмиралу Омейядов, который осуществлял блокаду порта, пока наземные силы захватывали Делал и Арциллу.
Таким образом, Омейяды одержали верх, но их удача была недолгой. Созвав под свои знамена свежие силы. Ибн-Кеннан возобновил наступление на Танжер. Ибн-Томлос, вышедший ему навстречу, был разбит и пал на поле боя. После этого все Идрисиды подняли знамена восстания, и офицеры Хакама, отступившие в Танжер, направили халифу сообщение: если немедленно не прибудет подкрепление, господству Омейядов в Мавритании придет конец. Понимая тяжесть опасности, Хакам решил немедленно направить в Африку цвет армии под командованием лучшего военачальника – храброго Галиба. Вызвав его в Кордову, халиф приказал без промедления отправляться в путь и добавил: «Сделай все, чтобы вернуться с победой. Оправданием поражения может быть только смерть. Не жалей средств. Щедро раздавай деньги сторонникам мятежников. Свергни всех Идрисидов и доставь их пленными в Испанию».
Галиб переправился через пролив с отборными испанскими войсками. Они высадились в районе Каср-Масмуда, между Сеутой и Танжером, и немедленно перешли в наступление. Ибн-Кеннан попытался их остановить, но решающего сражения не получилось, только ряд стычек, которые продолжались несколько дней, во время которых Галиб активно занимался подкупом лидеров вражеской армии. У него все получилось. Соблазненные золотом, великолепной одеждой и мечами, инкрустированными драгоценными камнями, которые слепили глаза, почти все офицеры Ибн-Кеннана перешли к Омейядам. У Идрисидов не осталось выхода. Они укрылись в крепости, расположенной на вершине горы, что неподалеку от Сеуты. У нее и название было соответствующее – Hadjar an-nasr – «Орлиная скала». Халиф радостно приветствовал сведения о первых победах, но, узнав, сколько денег истратил халиф на подкуп главарей берберов, он осознал, что генерал понял его слова слишком буквально. На самом деле, независимо от того, была ли казна безрассудно промотана в Мавритании или разворована, расходы превысили все разумные пределы. Решив положить конец мотовству или казнокрадству, Хакам вознамерился отправить в Африку финансового инспектора, человека, принципиальность и честность которого не подвергались сомнению. Его выбор пал на Ибн-Аби Амира, которого он назначил главным судьей Мавритании. Ему было поручено следить за всеми военачальниками в Африке, и в особенности за их финансовыми операциями. Одновременно он приказал чиновникам – военным и гражданским – не предпринимать никаких шагов без предварительной консультации с Ибн-Аби Амиром и одобрения им их планов.
