Впервые в жизни Ибн-Аби Амир оказался в непосредственном контакте с армией и ее лидерами, но он, безусловно, предпочел бы, чтобы это имело место в других обстоятельствах и при иных условиях. Перед ним стояла чрезвычайно трудная задача. Забота о своих интересах подталкивала его к сближению с генералами, однако одновременно он был призван осуществлять над ними контроль, который не мог не быть нежеланным. Благодаря удивительному такту, секрет которого был известен только ему, Ибн-Аби Амир смог повести дело так, чтобы примирить свои интересы и свои обязанности.
Он выполнил свою миссию, к полному удовлетворению халифа, и одновременно контролировал офицеров с такой осмотрительностью, что не только не вызвал у них никакого недовольства, как можно было ожидать, но даже не прервав дифирамбы в свою честь. Ибн-Аби Амир также не пренебрегал установлением дружеских отношений с африканскими принцами и вождями берберских племен – эти отношения оказались ему впоследствии в высшей степени полезны. Он познакомился с лагерной жизнью, сразу же завоевав привязанность рядовых. Вероятно, какой-то тайный инстинкт говорил им, что у Ибн-Аби Амира есть все качества настоящего солдата.
Галиб, подчинив всех Идрисидов, осадил Ибн-Кеннана в его крепости. Поскольку она была если не совершенно неприступной, то, во всяком случае, превосходно укрепленной, халиф послал в Мавританию свежие войска из гарнизонов, охранявших северные рубежи империи. Ими командовал визирь Яхья ибн Мухаммед Тоджиби, наместник Северной марки. Эти подкрепления прибыли в октябре 973 года, после чего осада велась чрезвычайно активно, и Ибн-Кеннан капитулировал в феврале 974 года. Условия капитуляции были следующими: сохранение жизни и собственности его солдатам, семье и ему лично. Но он должен будет сдать свои крепости и отправиться в Кордову.
В Мавритании теперь установился мир, и Галиб снова переправился через пролив, на этот раз в компании со всеми Идрисидами. Халиф и знать Кордовы вышли навстречу победителю, и триумфальный въезд Галиба в столицу, имевший место 21 сентября 974 года, стал одним из самых великолепных за всю историю Омейядов. Халиф проявил большое великодушие к побежденным, в первую очередь к Ибн-Кеннану. Он богато одарил его, и, поскольку люди Ибн-Кеннана, коих было семь сотен, прославились своей храбростью, он взял их на службу в армию халифата.
Триумфальный въезд Галиба в Кордову стал последним «красным днем календаря» в жизни халифа. Вскоре после этого, в конце декабря, у него случился апоплексический удар. Чувствуя, что конец близок, он стал вершить добрые дела: освободил сотню рабов, снизил на шестую часть королевские налоги по всем испанским провинциям империи и распорядился, чтобы доходы с мастерских седельных дел мастеров, принадлежавших лично ему, в дальнейшем шли на зарплату учителей, обучающих бедняков. Государственные дела, которыми он теперь крайне редко мог заниматься, он оставил визирю Мус-хафи, и очень скоро стало ясно, что у руля стоит другой человек. Более бережливый, чем его хозяин, Мус-хафи пришел к выводу, что управление африканскими провинциями и содержание Идрисидов обходится казне слишком дорого. Поэтому, взяв с принцев клятву не возвращаться в Мавританию, он отослал их в Тунис, откуда они проследовали в Александрию. Отозвав из Африки визиря Яхья ибн Мухаммеда Тоджиби, который после отъезда Галиба стал наместником африканских владений, он доверил последние двум туземным принцам, Джафару и Яхье, сыновьям Али ибн Хамдуна. Эта мера была продиктована Мус-хафи не только соображениями экономии, но также страхом, который он испытывал перед христианами севера. Подстегнутые болезнью халифа и отсутствием самых лучших войск, христиане весной 975 года возобновили противостояние, и с помощью Абу-л Ахвас Мана из Сарагосы они осадили несколько мусульманских крепостей. Мус-хафи здраво рассудил, что в таких обстоятельствах первейшей заботой является оборона страны, и, когда храбрый Яхья ибн Мухаммед вернулся, он сразу послал его возобновить свою деятельность наместника Северной марки.
Халиф в оставшиеся месяцы своей жизни думал о том, как обеспечить трон для сына, который был еще ребенком. До восхождения на престол Хакаму не суждено было увидеть свою самую заветную мечту – стать отцом – воплощенной в жизнь. Он уже совсем было отчаялся, но Аврора наконец подарила ему сына, которого назвали Абд-ер-Рахман. Через три года родился еще один сын – Хишам. Халиф был счастлив. С этого периода началось почти безграничное влияние, оказываемое Авророй на супруга. Однако родительская радость оказалась недолгой. В раннем возрасте старший сын, надежда всей жизни Хакама в его преклонные годы, умер. Хишам остался один. Халиф втайне подозревал, что подданные не признают сувереном малыша, а отдадут трон одному из его дядей. Эта неопределенность была естественной. До этого ни один монарх не занимал трон Кордовы в детском возрасте, а регентство арабами не признавалось. Хакам, однако, не желал, чтобы трон оказался у кого-то другого, а не у его законного сына. Более того, древнее пророчество предсказывало, что скипетр навсегда покинет династию Омейядов, если только наследование трона отклонится от прямой линии.
Для того чтобы обеспечить трон для сына, халиф счел целесообразным заставить знать как можно быстрее присягнуть ему в верности. Для этой цели он собрал всю знать империи и в назначенный день, 5 февраля 976 года, объявил о своих намерениях, предложив всем собравшимся подписать документ, в котором было указано, что наследником трона является Хишам. Никто не осмелился отказаться, и халиф приказал Ибн-Аби Амиру и Майсуру, государственному секретарю и одному из вольноотпущенников Авроры, сделать копии документа и разослать его по всем испанским и африканским провинциям с предложением подписать его не только знати, но и простым людям. Приказ был выполнен, и, поскольку благоговейный страх перед халифом не допускал непокорности, подписи были собраны повсеместно. С тех пор имя Хишама упоминалось в молитвах, а Хакам 1 октября 976 года умер в твердой уверенности, что его сын станет наследником трона, а если потребуется, Мус-хафи и Ибн-Аби Амир, которого он назначил управляющим двором, знают, как заставить андалусцев выполнить взятые на себя обязательства.
Глава 7
Восхождение на трон Хишама II
Джаудхар испустил последний вздох на руках двух главных евнухов, Файика и Джаудхара. Только они знали, что правителю пришел конец, и решили не объявлять о случившемся, пока не выберут линию действия, наиболее выгодную для себя.
Хотя эти два евнуха были рабами – один занимал должность хранителя гардероба, а другой – главного сокольничего, их положение было довольно высоким, а власть – отнюдь не пустяковой. Они имели в своем распоряжении большое количество вооруженных людей, не бывших ни евнухами, ни рабами. Помимо этого, у них был отряд из тысячи славянских евнухов, которые, считаясь рабами халифа, были весьма состоятельными людьми, имевшими немалые владения. Члены этого корпуса, считавшиеся главным украшением двора, пользовались неограниченными привилегиями. Они издевались и третировали жителей Кордовы, и халиф, невзирая на свою любовь к справедливости, закрывал глаза на их проступки и даже на их преступления. Любому, кто привлекал его внимание к актам насилия, совершенным славянами, он неизменно отвечал: «Эти люди – стражи моего гарема. Они пользуются моим полным доверием, и я не могу их ни в чем упрекнуть. Убежден, что если мои подданные будут обращаться с ними любезно и уважительно, на что они имеют право, то не будет повода для жалоб». Избалованные сверх всякой меры, эти славяне сделались тщеславными и надменными. Они стали считать себя самым влиятельным воинским подразделением в государстве, и их лидеры, Файик и Джаудхар, были непоколебимо уверены, что выбор нового халифа зависит только от них. Ни одному из них не пришлась по вкусу идея восхождения на трон Хишама. Если он станет халифом в малолетстве, фактическим правителем станет Мус-хафи, не испытывавший никакой приязни к евнухам, а значит, их влияние упадет. Да, нация уже присягнула на верность Хишаму, но только оба евнуха знали истинную цену политической клятвы и не сомневались: большинство тех, кто ее дал, сделали это неохотно. Они также хорошо знали, что общественное мнение не приемлет регентства и люди не потерпят светского и духовного лидера, не достигшего двенадцатилетнего возраста. При этом евнухи рассчитывали повысить свою изрядно пострадавшую популярность, если, в ответ на всеобщее требование, они передадут корону лидеру более зрелого возраста. Ко всему сказанному можно было добавить следующее: такой принц будет обязан тем, кто возвел его на престол, а значит, у них появится шанс управлять от его имени. Поэтому евнухи приняли решение отодвинуть Хишама в сторону и предложить трон его дяде по имени Мугира, которому тогда было двадцать семь лет, однако при условии, что он назначит своим преемником племянника. Евнухи все же не посмели полностью игнорировать волю покойного хозяина.
