Глава 12
Смерть Альманзора
Карьера Альманзора близилась к завершению. Весной 1002 года он начал свою последнюю кампанию. Он всегда хотел умереть на поле боя и настолько уверовал, что его молитвы на этот счет услышаны, что всегда возил с собой погребальный саван. Его сшили дочери, а деньги, на которые была куплена ткань, были получены с земель, расположенных вокруг его родного дома в Торроксе. Альманзор считал, что его саван должен быть ничем не запятнанным, и сомневался, что деньги, полученные из других источников, можно назвать таковыми. С возрастом он стал более набожным. Зная, что «если нога раба (Аллаха) покрывается пылью на пути Аллаха, то огонь не коснется его» – надо полагать, в священной войне, Альманзор имел обыкновение всякий раз, прибывая к месту остановки, аккуратно стряхивать пыль со своих одежд и сохранять ее в сосуде, сделанном специально для этой цели. Этой пылью его должны были посыпать, когда он испустит свой последний вздох и будет положен в могилу. Он твердо верил, что его труды в религиозных войнах станут достаточным оправданием для него перед Высшим судьей.
Последняя кампания Альманзора, направленная против Кастилии, была такой же успешной, как все предыдущие. Он дошел до Каналеса, что в Риохе, и уничтожил монастырь Святого Эмилиана, покровителя Кастилии, так же как и пятью годами раньше уничтожил храм святого покровителя Галисии.
На обратном пути Альманзор ощутил обострение болезни, которой страдал. Не доверяя лекарям, не имеющим общего мнения относительно природы его недомогания и необходимого лечения, он упорно отказывался от медицинской помощи и решил, что уже не поправится. Альманзор больше не мог сесть на коня, и его несли на носилках. Он страдал от сильных болей. «Из двадцати тысяч солдат моей армии, – утверждал он, – никто не страдал так сильно, как я».
Его несли в течение двух недель, и в конце концов Альманзор оказался в Мединасели. В этот момент его умом владела только одна мысль. Его власть никогда не была бесспорной и временами балансировала на грани, несмотря на известность и многочисленные славные победы. Теперь Альманзор опасался, что после его смерти начнется восстание и у его семьи отберут всю власть. Терзаемый этим страхом, отравившим его последние дни, он призвал к своей постели старшего сына Абд аль-Малика и, среди последних наставлений, потребовал, чтобы тот поспешил в столицу, оставив командование армией брату Абд-ер-Рахману, и, прибыв туда, взял все бразды правления в свои руки и был готов в зародыше подавить любые волнения. Абд аль-Малик обещал все исполнить. Но Альманзор так сильно переживал, что всякий раз, когда сын собирался уходить, возвращал его. Умирающий боялся, что забыл сказать что-то самое важное. В конце концов, молодой человек разрыдался, но Альманзор тут же упрекнул его в слабости. Сильный человек не показывает своего горя. Когда Абд аль-Малику наконец было позволено уйти, Альманзор немного отдохнул и послал за своими офицерами. Те едва узнали своего военачальника – таким бледным и измученным его еще никогда не видели. Он казался тенью самого себя и уже почти не мог говорить. Объясняясь знаками и обрывками слов, он простился со своими людьми и той же ночью, 10 августа, испустил дух. Альманзора похоронили в Мединасели, и на его могиле была сделана следующая надпись:
«Его история написана на земле, если у тебя есть глаза, чтобы ее прочесть. Видит Аллах, годы никогда не дадут миру ему подобного, и больше не будет другого такого защитника наших берегов».
Эпитафия, составленная христианским монахом и сохраненная в хронике, является не менее иллюстративной. «Альманзор, – написал он, – умер в 1002 году и похоронен в аду». Эти простые слова, порожденные ненавистью к павшему врагу, более красноречивы, чем самые помпезные панегирики.
У христиан Северной Испании никогда не было другого такого же могучего врага. Альманзор провел более пятидесяти кампаний против них – обычно он вел по две кампании в год, весной и осенью, и все они приумножили его славу. Он разорил множество городов, среди которых можно назвать Леон, Памплону и Барселону, разрушил храмы святых покровителей Галисии и Кастилии. «В те дни, – пишет христианский хронист, – поклонение божеству было ликвидировано в Испании, слава слуг Христа растоптана, сокровища церкви, собиравшиеся веками, разграблены». Поэтому христиан бросало в дрожь, когда они слышали имя Альманзора. Ужас, который он внушал, не раз выручал его из опаснейших ситуаций, куда его заводила дерзость. Даже когда он действительно попадал во власть врагов, они не осмеливались использовать благоприятную возможность. Однажды, у примеру, он проник на территорию противника через узкое ущелье между двумя горами, и, хотя его войска грабили и жгли все вокруг, ему никто не осмелился сопротивляться. Однако на обратном пути оказалось, что ущелье занято противником. Мусульмане оказались в крайне тяжелом положении, однако их командир сразу придумал смелый план. Он тщательно выбрал место, подходящее для выполнения его плана, и приказал соорудить навесы и хижины, обезглавить какое-то количество пленных и соорудить из их тел вал. Затем, после того как его кавалерия прочесала территорию и не нашла фуража, он собрал предметы домашнего обихода и заставил солдат пахать землю. Крайне обеспокоенные тем, что они увидели, – все указывало на то, что мусульмане не имеют намерения покидать их территорию, – христиане предложили мир при условии, что мусульмане оставят добычу. Альманзор отказался. «Мои солдаты, – сказал он, – предпочитают остаться здесь. Они понимают, что нет смысла возвращаться домой, потому что следующая кампания начнется почти сразу». После длительных переговоров христиане, в конце концов, согласились отпустить мусульман с добычей. Их страх перед Альманзором был так велик, что они даже решили снабдить его вьючными животными для перевозки добычи, продовольствием до границы и убрать трупы, которые мешали проходу его армии.
В другом случае знаменосец вовремя забыл знамя и оставил его установленным на вершине холма, возвышающегося над христианским городом. Там флаг развевался много дней, а христиане боялись выяснить, занимают мусульмане эту позицию или нет.
Говорят, что посол Альманзора при дворе Гарсии Наваррского – где его осыпали почестями, – посещая церковь, случайно встретил старую мусульманскую женщину, которая сказала ему, что была взята в плен еще ребенком и с тех пор живет рабыней на священной территории. Она попросила Альманзора привлечь внимание к ее делу. Тот пообещал и вскоре после этого, вернувшись домой, рассказал об итогах своей миссии Альманзору. Выслушав его доклад, Альманзор спросил, было ли в Наварре что-то, вызвавшее его недовольство. Тогда посол поведал о мусульманской рабыне. «Клянусь Аллахом! – вскричал Альманзор. – С этого надо было начинать!» Немедленно выступив в поход, он повел армию прямо к границе с Наваррой. В большой тревоге Гарсия написал письмо, желая узнать, чем вызвал недовольство всесильного Альманзора. Сам он никакой вины за собой не видел. «Что? – удивился Альманзор, прочитав письмо в присутствии гонцов. – Разве он не поклялся, что в его стране не осталось ни одного мусульманского пленного обоего пола? Он солгал! Мне стало известно, что в одной из ваших церквей живет мусульманская женщина! Я не покину Наварру, пока она не будет передана мне в руки!»
