Санчол, получив в Толедо информацию о мятеже в Кордове, направился в сторону Калатравы. Он был исполнен решимости подавить мятеж силой оружия, однако на марше началось массовое дезертирство. Когда же Санчол пожелал, чтобы те, кто остался, принесли ему клятву верности, люди отказались, заявив, что уже давали клятву и не видят смысла повторять ее. Такой ответ дали даже берберы, которых Амириды осыпали золотом и на которых, Санчол в этом не сомневался, можно было положиться. Он не понимал, что благодарность и верность не входили в число их достоинств. Считая, что их благодетели проиграли, они думали лишь о сохранении своего имущества, чего можно было добиться только быстрым подчинением новому халифу. Они даже не пытались скрыть своих намерений, и, когда Санчол спросил одного из генералов об отношении солдат к нему, тот ответил:
– Я не стану обманывать тебя относительно своих чувств и чувств войск. Скажу прямо: ни один человек не станет воевать за тебя.
– Ни один человек? – воскликнул Санчол, который, хотя и был лишен иллюзий относительно преданности всей армии, все же не ожидал такого признания. – Почему я должен тебе верить?
– Предложи приближенным отправиться в Толедо и объяви о своем намерении следовать за ними. Сам увидишь, пойдет ли за собой хотя бы один солдат.
– Возможно, ты говоришь правду, – с грустью произнес Санчол, хотя и не рискнул провести эксперимент, предложенный бербером. Пусть он был брошен армией, но все же у него оставался верный друг – граф Каррион, один из леонских союзников, отпрыск дома Гомес.
– Пойдем со мной, – сказал этот аристократ. – В моем замке ты найдешь кров, а если понадобится, я буду защищать тебя до последней капли крови.
– Спасибо, друг мой, за твое великолепное предложение, – ответил Санчол, – но я не могу им воспользоваться. Я должен вернуться в Кордову, где меня ждут друзья, которые все как один выступят за меня, как только услышат о моем приближении. Надеюсь – нет, я уверен, что, когда я войду в город, многие горожане, которые сегодня отдают предпочтение Мухаммеду, вернутся под мои знамена.
– Принц, – продолжал увещевать его граф, – оставь эти тщетные и необоснованные надежды. Поверь мне, все потеряно. Точно так же, как здесь тебя покинула армия, в Кордове ты обнаружишь, что ни одна живая душа не придет тебе на помощь.
– Это мы еще посмотрим, – ответил Амирид, – а пока я все решил. Мой путь лежит в столицу.
– Не могу одобрить твои планы, – сказал граф, – и убежден, что ты глубоко заблуждаешься, но будь что будет, я тебя не покину.
Санчол продолжил марш к столице с немногими оставшимися войсками и добрался до места, называемого Манзил-Хани. Там они разбили лагерь. Ночью берберы, воспользовавшись темнотой, в полном составе покинули его, и на следующее утро Санчол обнаружил, что при нем остались только домашняя челядь и солдаты графа. Граф снова посоветовал ему принять его предложение, но тщетно. Молодой человек упрямо шел навстречу своей судьбе.
– Я послал кади в Кордову, – сказал он, – он попросит для нас милосердия и получит его.
Вечером в четверг 4 марта он добрался до монастыря Чауч. Утром прибыли всадники, которых Махди выслал ему навстречу.
– Что вы от меня хотите? – спросил Санчол. – Прошу вас, оставьте меня в покое. Я подчинился новому правительству.
– Если так, – ответил офицер, командовавший всадниками, – следуй за нами в столицу.
У Санчола не было выбора, и он подчинился приказу. Вскоре после того, как они отправились в путь, их встретил хаджиб Махди, с которым были весьма значительные силы. Все остановились. Семьдесят женщин – гарем Санчола – были отправлены дальше в Кордову, а сам он предстал перед хаджибом. Санчол поцеловал землю перед Омейядом, после чего раздался крик:
– Поцелуй копыто его коня!
Он подчинился. Граф Каррион молча наблюдал, как унижается человек, перед которым еще совсем недавно дрожала могущественная империя. Затем Санчола усадили на коня – не его собственного, по приказу хаджиба с него сорвали тюрбан, и кавалькада продолжила путь.
На закате был сделан привал, и солдаты получили приказ связать Санчола по рукам и ногам. Они сделали это не церемонясь и причинили ему боль. Он воскликнул:
– Мне больно! Ослабьте узы, чтобы я мог освободить руки! Его просьба была выполнена. Санчол выхватил кинжал, но не успел вонзить его в себя – не позволили солдаты.
– Я избавлю тебя от этой проблемы, – сказал хаджиб и убил Санчола, когда его бросили перед ним на землю. После этого его тело было обезглавлено. Графа тоже казнили.
На следующий день солдаты прибыли в Кордову и положили останки Санчола перед халифом. Халиф велел бальзамировать тело, затем затоптал его копытами своего коня, после чего его, одетого в штаны и тунику, прибили к кресту у ворот дворца. Голову надели на копье и установили рядом. Возле останков стоял человек, непрерывно выкрикивавший: «Смотрите на Санчола! Будь проклят он и я вместе с ним!» Это был капитан стражи Санчола, который получил прощение только при условии, что он таким образом искупит свою преданность хозяину.
Глава 14
Махди
Сначала путь Махди казался гладким. Народ Кордовы посадил его на трон, берберы его признали, и менее чем через пять дней после смерти Амирида он получил письмо от Вадхи, самого влиятельного из славян и правителя Северной марки, с заверениями в верности и радости из-за казни узурпатора. Поскольку Вадхи был обязан своим положением Альманзору, Махди не ожидал такой быстрой покорности и поспешил выразить благодарность, отправив Вадхи крупную сумму денег, почетное платье, роскошно украшенного коня и расширив его полномочия на всю пограничную территорию.
На первый взгляд все стороны стихийно сплотились в поддержке правительства. Но их единство было не таким прочным, как представлялось. Революция произошла под влиянием сильного нервного импульса, в котором нет места здравому смыслу. Однако при спокойном размышлении появилось убеждение, что падение Амиридов не решило всех проблем, не исправило все зло и не возместило потери. И при новом режиме остались причины для недовольства. У Махди не было ни особых талантов, ни достоинств. Он был распущенным, жестоким, кровожадным и таким бестактным, что очень быстро сумел настроить против себя всех. Для начала он расформировал войско из семи тысяч рабочих, которые поступили на военную службу. Поскольку Кордову нельзя было отдавать на милость низших классов, это была, безусловно, необходимая мера, но она не пришлась по душе населению, чья гордость – как-никак они совершили революцию – не уменьшила их желание получать высокое жалованье, ничего не делая. Следующим шагом Махди стала высылка из столицы большого количества славян Амридов и лишение постов тех, кто остался во дворце. Тем самым их подтолкнули в ряды оппозиции. Хотя, прояви Махди хотя бы немного такта, этого можно было избежать. Одновременно он оттолкнул от себя верующих. Не покидая дворца, он предавался легкомысленным развлечениям, и благочестивые мусульмане с ужасом рассказывали друг другу, что на его пирах играли сотня лютней и столько же труб. «Он такой же плохой, как Санчол», – говорили люди. Его называли пьяницей, обвиняли в том, что он нарушил мир во многих домах, на него писали пасквили, как и на покойного соперника. Варварство лишило его популярности. Вадхи послал ему головы некоторых жителей Марки, отказавших признать нового халифа. Махди приказал использовать их как цветочные горшки, установив на берегу реки напротив дворца. Ему нравилось смотреть на этот мрачный «сад», и он заставлял поэтов, среди которых был Саид, который сначала льстил Амиридам, а теперь – их врагам, слагать о нем стихи.
