Путешественники были жителями Медины. Они являлись представителями знати этого города, и все до одного были мухаджирунами или ансарами. Далее мы вкратце расскажем об обстоятельствах, которые привели их ко двору халифа.
В Медине начались беспорядки, появились первые признаки восстания. Ссоры возникли из-за пахотных земель и плантаций финиковых пальм, которые Муавия в свое время выкупил у местных жителей, но теперь они требовали их обратно, утверждая, что он заставил их продать земли за сотую часть их реальной стоимости. Правитель Осман, полагавший, что его родственник халиф легко найдет способ уладить разногласия, да еще и сумеет втереться в доверие к местной знати, благодаря своим дружелюбным манерам и щедрости, предложил направить миссию в Тивериаду, и его совету последовали. Но хотя правителем руководили самые добрые намерения, выяснилось, что правитель совершил не просто опрометчивый проступок, но непростительную ошибку. По непонятной причине он даже не подумал о том, что знать Медины обязательно расскажет согражданам о нечестивых привычках его кузена, что лишь ускорит начало восстания. Ему надо было не предлагать визит ко двору халифа, а стараться любой ценой его предотвратить.
Ход событий можно было легко предвидеть. Язид действительно предложил гостеприимство прибывшим гостям, причем оно было одновременно и сердечным, и учтивым. Он проявил большую щедрость, подарил ансару Абдуллаху, сыну Хандалы, знатного и смелого воина, павшего при Оходе, сражаясь за Мухаммеда, сто тысяч серебряных монет и еще по десять или двадцать тысяч монет выделил каждому гостю, в зависимости от ранга. Заметим, что десятый депутат, Мундир ибн Зубайр, не сопровождал своих коллег на обратном пути в Медину, получив разрешение Язида посетить Ирак. Однако Язид не был лицеприятным человеком, а его двор не являлся образцом умеренности и приличий. Распущенность халифа и его любовь к бедуинам – которые, этого нельзя не признать, временами были лишь немногим лучше бандитов – потрясли строгих пуритан – граждан Медины, заклятых врагов сынов пустыни.
После возвращения в Медину депутаты не только не постарались смягчить нечестивые привычки халифа, они сделали разоблачения, которые, вероятнее всего, преувеличили то, что они видели или слышали. Их обвинения, проникнутые благочестивым гневом, произвели настолько сильное впечатление на сердца людей, готовых верить в худшие сплетни о Язиде, что в мечети разыгралась необычная сцена. Когда мединцы собрались, один из депутатов объявил:
– Я сброшу Язида, как сбрасываю этот тюрбан! – С этими словами он швырнул на землю свой головной убор. – Язид осыпал меня дарами, я это признаю, – продолжил он. – Но он пьяница и враг Бога.
– Что касается меня, – продолжил другой депутат, – я сброшу Язида, как сбрасываю свои сандалии.
Вмешался третий депутат:
– Я сброшу его, как сбрасываю этот плащ.
Остальные последовали их примеру, и вскоре мечеть явила собой весьма необычное зрелище: повсюду были разбросаны тюрбаны, плащи и предметы обуви. Высказав, таким образом, свое намерение свергнуть Язида, мединцы, в качестве следующего шага, решили изгнать из города всех Омейядов, которые в нем находятся. Соответственно, последним было велено немедленно покинуть город, предварительно дав клятву не оказывать помощи солдатам, которые идут на город, а, наоборот, дать им отпор. Если же это окажется невозможно, не возвращаться в город с сирийскими войсками. Правитель Осман безуспешно пытался убедить повстанцев, что, изгнав его, они накличут на город опасность. Он объяснил им, что к городу идет сильная армия, которая сокрушит его. И если горожане не изгонят своего правителя, у них будет повод получить снисхождение от победителей. Осман предложил им сначала одержать победу, а уж потом изгонять его, говоря, что этот совет дает им ради их же блага, чтобы избежать кровопролития. Но только мединцы не пожелали прислушаться к гласу рассудка. Они осыпали своего правителя, так же как халифа, проклятиями, сказав, что начнут с него, а уж потом за ним последуют его родственники. Омейяды пришли в ярость. Мерван – который был сначала хаджибом халифа Османа, а потом правителем Медины – назвал людей нечестивыми, а их религию – мерзкой. Тем не менее он столкнулся с немалыми трудностями, когда искал, кому можно доверить свою жену и детей. Обстоятельства были против Омейядов. Они дали требуемую клятву и направились к выходу из города. Им вслед неслись проклятия населения и летели камни. А некто Хорейс Прыгун, названный так, поскольку был лишен прежним правителем ноги и передвигался прыжками, без устали погонял животных, на которых ехали несчастные изгнанники, покидавшие город, как опаснейшие преступники. Через некоторое время они достигли Дху-Хощоб, где им следовало ожидать дальнейших распоряжений.
Первым делом они отправили гонца с просьбой о помощи к Язиду. Об этом узнали мединцы. Пятьдесят всадников немедленно устремились в погоню за Омейядами, вынудив их бежать с места остановки. Прыгун и здесь не упустил возможности отомстить. С помощью одного из представителей Бени Хазм (семья ансаров, которая поддержала убийство халифа Османа, предоставив свой дом в распоряжение повстанцев) он погонял верблюда Мервана так сильно, что тот едва не сбросил седока. Опасаясь худшего, Мерван спешился и предложил перепуганному животному спасаться самостоятельно. Когда они добрались до деревушки Совайда, что в 60 милях к северо-западу от Медины, Мерван встретил одного из своих освобожденных рабов, который жил там и пригласил бывшего хозяина разделить с ним пищу. Мерван ответил: «Прыгун и его достойные товарищи не позволят мне остаться. Если будет угодно небесам, однажды этот человек окажется в нашей власти, и тогда, не сомневаюсь, его руку постигнет та же судьба, что ногу». Только когда Омейяды достигли Вадиль-Куры, что в 20 милях к северу от Совайды, им было позволено отдохнуть.
Тем временем начались ссоры между самими мединцами. Пока у них была общая цель – выдворить из города Омейядов, оскорблять их и издеваться над ними, жители города были единодушны. Однако их мнения резко разделились, когда зашла речь о выборе халифа. Курайш не желал ансара, а ансар отказывался видеть на этом посту курашита. Но поскольку необходимость согласия представлялась очевидной, было решено отложить этот вопрос и выбрать временных правителей. А к вопросу о новом халифе можно будет вернуться после свержения Язида. Гонец, посланный Омейядами, – его звали Хабиб – проинформировал Язида о случившемся. Когда Язид услышал новости, он был больше удивлен и возмущен слабостью своих родственников, чем поступком горожан.
– Неужели Омейяды не могли собрать тысячу человек, чтобы оказать сопротивление? – спросил он.
– Разумеется, – ответил гонец. – Омейяды могли собрать и три тысячи человек.
– И с такими значительными силами они даже не попытались сопротивляться мятежникам?
– Их было слишком много. Сопротивление было бы бесполезным.
Если бы Язидом владело только негодование на людей, которые взбунтовались после того, как получили от него крупные суммы денег, он бы выслал против них армию. Но он все еще желал избежать ссоры с фанатиками. Возможно, он помнил слова пророка о том, что проклятие Бога, ангелов и людей падет на того, кто обратит меч против мединцев. В любом случае он во второй раз продемонстрировал умеренность, что было тем более удивительно, поскольку являлось нехарактерным. Желая принимать только мягкие меры, он направил ансара Нумана, сына Башира, с миссией в Медину. Все было тщетно. Это правда, что ансары не остались совершенно равнодушными к благоразумному совету своих соплеменников, утверждавших, что их слишком мало и они слишком слабы, чтобы противостоять армиям Сирии. Но все племя курайш было за войну, и его вождь Абдуллах, сын Моти, заявил Нуману:
