«О ты, объединяющий в себе все достоинства, которые в других есть только частично; ты, кто выпустил на свободу закованное в цепи великодушие – ты настолько выше самых щедрых людей востока и запада, насколько золото выше меди. Людям, которые не могут отличить правду от лжи, достаточно коснуться губами твоих пальцев. Вместо того чтобы стремиться угодить небесам, целуя Черный камень в Мекке, они бы лучше целовали твои руки, дарящие радость. Благодаря тебе я получил то, чего желало мое сердце. Верю, что благодаря тебе я получу то, что хочу, и в другой жизни. В твоем присутствии я открыто исповедую религию, которая делает священным днем отдохновения субботу. Когда я среди моего народа, я исповедую ее тайно».
Однако арабы не могли по достоинству оценить вклад Самуэля в еврейскую литературу. А они были довольно значительными. Он опубликовал введение к Талмуду и двадцать два труда по грамматике, самым удивительным из которых была «Книга богатств». Компетентный судья – еврей, процветавший в XII веке, ставил эту книгу выше всех других грамматических трактатов. Самуэль был поэтом, писал парафразы псалмов, пословиц, Экклезиаста. Полные аллюзий, арабских пословиц, цитат из работ философов и поэтов, его поэмы очень трудны для понимания. Даже самые ученые из евреев зачастую могли угадать смысл только с помощью комментариев. Но поскольку подобные изыски были обычными для еврейской литературы, как и для арабской, такая неясность считалась скорее достоинством, чем недостатком.
Самуэль по-отечески заботился о молодых еврейских студентах и, если они были бедны, выделял для них средства. Он использовал писцов для копирования Мишны и Талмуда и дарил такие книги студентам, слишком бедным, чтобы их купить. Причем его благотворительность распространялась не только на испанцев. В Африке, на Сицилии, в Иерусалиме, в Багдаде – везде евреи могли рассчитывать на его помощь. Его соотечественники в Гранаде в качестве знака глубокого уважения и благодарности в 1027 году наделили его титулом нагид – духовный глава еврейской общины. Как государственный деятель, он использовал свой острый интеллект с твердостью и благоразумием. Он мало говорил, но много думал – ценнейшее качество для дипломата. И с удивительной ловкостью мог обращать происходящие события к выгоде, читал характеры и страсти людей, словно книгу, и умел влиять на них. Кроме того, он был изысканным светским человеком. На великолепных балах в Альгамбре он вел себя совершенно естественно, словно с младенчества рос в роскоши. Никто не умел вести беседу с такой правильностью и тактом, никто не мог польстить деликатнее. Ни один другой человек не мог в нужный момент проявить сердечность и дружелюбие, быть более красноречивым и убедительным. И при всем этом в нем не было одной черты, характерной для тех, кому неожиданный поворот колеса судьбы позволил выбраться из бедности, став богатым и знаменитым. В нем полностью отсутствовала присущая выскочкам надменность, не было и глупой гордыни богатых парвеню. Неизменно добрый и отзывчивый, он излучал внутреннее достоинство, полностью избавленное от самоутверждения. Он не стыдился своего прошлого, наоборот, хвастался им, и от подобной безупречности замолкали даже клеветники.
Визирь принца Зухайра из Альмерии Ибн-Аббас был не менее замечательным человеком. Говорили, что ему нет равных в четырех вопросах: эпистолярных навыках, богатстве, алчности и тщеславии. Его богатства действительно представлялись сказочными. Его состояние оценивалось в пятьсот тысяч дукатов, что, по мнению автора (книга увидела свет в 1861 году!), составляло около полутора миллионов долларов. Его дворец был обставлен с княжеской роскошью и полон слуг. В нем постоянно находилось пять сотен певиц необыкновенной красоты. А еще там была библиотека из четырехсот тысяч томов, не считая бесчисленных памфлетов. Казалось, у этого любимчика фортуны есть все – ему даже не о чем больше мечтать. Он был красив и молод – ему едва исполнилось тридцать лет. Он был отпрыском древнего рода, который вел свое происхождение от защитников пророка. Он купался в золоте, был хорошо образован, обладал элегантной грамотной речью и потому имел хорошую репутацию в литературных кругах. К сожалению, он был жертвой весьма распространенного порока. Его самонадеянность не знала границ и обеспечила его множеством врагов. Кордовцы ненавидели его особенно сильно. Однажды посетив город с принцем Зухайром, он обращался с надменным презрением с людьми родовитыми и талантливыми. Уезжая, он заявил: «Здесь я не видел ничего, кроме пустых кошельков и пустых голов». Его заносчивость действительно доходила до безумия. «Даже если бы все люди были моими рабами, – заявлял он в стихах, – моя душа не была бы довольна. Она бы охотно поднялась над звездами, а потом захотела бы взмыть еще выше». Играя в шахматы, он часто повторял:
«Несчастье всегда крепко спит, когда я прохожу мимо. Ему нельзя метнуть в меня стрелу, и оно не просыпается».
Такое дерзкое игнорирование судьбы в Альмерии вызывало всеобщее негодование, и смелый поэт озвучил общее мнение, заменив второе предложение другим, оказавшимся пророческим:
«Но судьба, не спящая никогда, однажды придет и его разбудит».
Чистокровный араб, Ибн-Аббас люто ненавидел берберов и презирал евреев. Возможно, он на самом деле не хотел, чтобы его хозяин вошел в арабо-славянскую лигу, поскольку в этом случае Зухайр окажется в тени кади Севильи. Но он еще сильнее не желал видеть его союзником бербера, хаджибом которого был еврей, которого он презирал, а тот отвечал ему ненавистью. Вместе с Ибн-Баканна, визирем Хаммудитов Малаги, Ибн-Аббас сначала попытался сбросить Самуэля и с этой целью долго, упорно и совершенно бесплодно распространял о нем клевету. Затем он предпринял попытку посеять раздор между Зухайром и королем Гранады, заставив первого оказать помощь Мухаммеду из Кармоны, врагу Хаббуса. Это ему удалось.
В июне 1038 года Хаббус умер, оставив двух сыновей. Старшего звали Баддис, младшего – Бологгин. Берберы и некоторые евреи хотели дать трон последнему, но другие евреи, включая Самуэля, склонялись к Бадису. Арабы тоже. Гражданская война была бы неминуемой, если бы Бологгин внезапно не снял свою кандидатуру. После того как он поклялся в верности брату, у его сторонников не осталось выбора, и они последовали его примеру.
Новый принц делал все от него зависящее, чтобы возобновить союз с правителем Альмерии, и последний заявил, что все вопросы могут быть решены при личной встрече. Зухайр в сопровождении многочисленного блестящего эскорта тронулся в путь и неожиданно прибыл к воротам Гранады, не испросив разрешения на пересечение границы. Бадис был сильно раздражен столь нетрадиционным поведением, однако принял принца Альмерии с должными почестями, развлекал его свиту и осыпал дарами.
Однако переговоры ни к чему не привели; ни принцы, ни их хаджибы не смогли прийти к соглашению. Более того, Зухайр, находившийся под влиянием Ибн-Аббаса, занял агрессивную позицию и разговаривал с Бадисом свысока. Король Гранады как раз обдумывал, как наказать принца Альмерии за дерзость, когда один из его людей – его тоже звали Бологгин – решил сделать последнюю попытку примириться. Ночью он пришел к Ибн-Аббасу и сказал:
– Бойся гнева Божьего. Именно ты стоишь на пути примирения, поскольку твой хозяин находится под твоим влиянием. Когда мы были вместе, нам сопутствовал успех в каждом предприятии, и нам все завидовали. Так давай же возобновим наш союз. Единственное препятствие – поддержка, которую ты оказываешь Мухаммеду из Кармоны. Предоставь этого принца своей судьбе, как хочет наш эмир, и все будет хорошо».
