К несчастью для достоинства и стабильности государства, Идрис обладал не только добротой и хорошим характером, но и слабостью. Он не мог или не смел сказать «нет». Бадис и другие лидеры всегда могли получить замок или то, что они просили. Однажды Бадис потребовал, чтобы ему был отдан визирь Идриса, который имел несчастье не угодить ему.
– Увы, мой друг, – ответил Идрис, – вот письмо короля Гранады, в котором он требует, чтобы я передал тебя ему. Мне очень жаль, но я не могу отказать.
– Делай что должен, – сказал достойный визирь, извечный приверженец клана. – Бог даст мне силы встретить мою судьбу смело и решительно.
В Гранаде он был казнен.
Подобная слабость раздражала берберов, которые и так стыдились симпатии, проявляемой Идрисом к низшим классам, – теперь это назвали бы социалистическими тенденциями. Негры были особенно озлоблены. Привыкшие, что ими правят кнутом и мечом, они презирали хозяина, который ни разу не вынес смертного приговора. Поэтому недовольство было на достаточно высоком уровне, когда смотритель замка Айрос (его местонахождение неизвестно) дал сигнал к восстанию. Попечитель двух кузенов Идриса, он освободил их и объявил старшего, Мухаммеда, халифом. После этого негры из гарнизона крепости Малаги взбунтовались и предложили Мухаммеду присоединиться к ним. Но горожане не пожелали покинуть своего доброго и милосердного принца в час опасности. Проявив завидную смелость, они собрались у дворца и потребовали оружие. Они заверили Идриса, что, если получат оружие, негры и часа не продержатся в крепости. Тот горячо поблагодарил их за преданность, но ответил отказом.
– Возвращайтесь в свои дома, – ответил он. – Не хочу, чтобы из-за меня погиб хотя бы один человек.
Поэтому Мухаммед без труда вошел в столицу, и Идриса препроводили в тюрьму Айроса. Кузены просто поменялись местами. Эти события происходили в 1046–1047 годах.
Новый халиф был похож не на своего предшественника, а на мать – амазонку, которая обожала лагерную жизнь. Ей нравилось наблюдать за подготовкой к сражению или за ходом осады и поддерживать щедростью или красноречием храбрость солдат. Мухаммед был храбр до безрассудства, но одновременно он был строгим приверженцем дисциплины, и, если Идрису не хватало энергии, у его преемника – подстрекатели революции обнаружили это очень быстро – ее было даже слишком много. Есть старая басня о лягушках, которые просили у Юпитера короля. Как и «болотный народ» Лафонтена, берберы и негры вскоре получили основания проклинать грозного аиста и сожалеть о мирном бревне. Был устроен заговор. Заговорщики начали переговоры со смотрителем Айроса и легко убедили его освободить Идриса II. На этот раз Идриса не испугала идея гражданской войны. Тюрьма подавила все угрызения совести. Но Мухаммед, подстрекаемый матерью, сопротивлялся так энергично, что заговорщики сложили оружие. Но прежде чем подчиниться Мухаммеду, они отправили Идриса в безопасное место в Африку, где властвовали два берберских вольноотпущенника – Сакот и Риск-аллах, правители Сеуты и Танжера. Идриса приняли с большим почетом, его имя стало упоминаться в публичных молитвах, но ему не дали никакой реальной власти. Ревниво оберегая собственную власть, они строго охраняли его, не позволяли показываться на публике и никого к нему не допускали. Некоторые берберские правители, однако, сумели пробиться к нему и сказали:
– Эти два раба обращаются с тобой как с пленником. Поручи нам, и мы освободим тебя.
Но Идрис, мягкий и покорный, как всегда, снова отказался. По простоте душевной он пошел еще дальше и рассказал своим тюремщикам, что произошло. Упомянутые выше правители были изгнаны, но, опасаясь, что Идрис может впоследствии все же прислушаться к недовольным, Сакот и Риск-аллах отправили его обратно в Испанию, хотя его имя продолжало упоминаться в публичных молитвах, как имя халифа. Идрис нашел убежище у вождя берберов в Ронде, или Комаресе, согласно Ибн-Хальдуну.
Тем временем недовольные в Малаге привлекли на свою сторону Бадиса, который дошел до того, что объявил войну Мухаммеду, правда, очень быстро помирился с ним. Принц Альхесираса, которого тоже звали Мухаммед, был объявлен халифом. Таким образом, в это время одновременно существовало четыре предводителя правоверных: фальшивый Хишам II в Севилье, Мухаммед в Малаге, еще один Мухаммед в Альхесирасе и, наконец, Идрис II. Двое из них не имели ни следа реальной власти, другие были незначительными мелкими принцами. Применение к ним титула халифа было явной нелепостью, поскольку в своем истинном значении он означал верховную власть над всем исламом.
Принца Альхесираса постигла неудача. Покинутый теми, кто звал его на трон, он бежал в свою страну и вскоре умер от горя и стыда. Это было в 1048–1049 годах.
Спустя четыре или пять лет Мухаммед из Малаги тоже умер. Один из его племянников совершил неудачную попытку завладеть троном, как Идрис III. Но был восстановлен на троне достойный Идрис II. На этот раз судьба решила больше не испытывать его на прочность. Он мирно правил до 1055 года, когда тоже испустил свой последний вздох.
На трон нацелился другой хаммудит, но Бадис расстроил его планы. Король Гранады, теперь ставший фактическим главой берберов, больше не хотел других халифов. Он решил положить конец линии Хаммудитов и включить Малагу в свои владения. Это ему удалось без особого труда. Арабы, это правда, подчинились неохотно, но Бадис сумел привлечь на свою сторону самых влиятельных из них, а на недовольство остальных не обращал особого внимания. Что касается берберов, они понимали слабость своих принцев и необходимость тесного союза с их братьями в Гранаде, если, конечно, они желали выстоять против арабов, которые каждый день укрепляли свои позиции на юго-западе. Поэтому они относились к планам Бадиса скорее благосклонно, чем нет. Таким образом, король Гранады стал хозяином Малаги, благополучно изгнав всех Хаммудитов. Им еще предстояло сыграть роль в Африке, но в Испании они покинули сцену.
Глава 5
Аль-Мутадид
Чтобы не прерывать краткий обзор истории Малаги, мы несколько предвосхитили ход событий, и, поскольку далее мы намерены рассмотреть прогресс арабской партии в этот период, нам следует вернуться на несколько лет назад.
После смерти кади Севильи в конце января 1043 года его сын, двадцатишестилетний Аббад, сменил его на посту хаджиба мнимого Хишама II. Аббад вошел в историю под именем аль-Мутадид, и, хотя он принял это имя позже, будет удобнее называть его так с самого начала.
Новый глава арабов юго-запада был одной из самых удивительных фигур, которые явила миру арабская цивилизация. Он был во всех отношениях достойным соперником Бадиса, лидера противоборствующей группировки.
Подозрительный, мстительный, коварный и жестокий тиран, как и его соперник, склонный к пьянству, аль-Мутадид превосходил его в распущенности. Капризный и чувственный, он был воистину ненасытным. Ни один принц не обладал таким многочисленным гаремом, как он. Говорят, в нем было не менее восьмисот женщин.
Несмотря на многие схожие черты, характеры двух принцев были разными. Бадис был почти варваром. Он презирал утонченность и интеллектуальные изыски. Поэты не посещали залы Альгамбры. Хозяин дворца, обычно говоривший по-берберски, едва ли понял бы их оды. Аль-Мутадид, с другой стороны, получил хорошее образование. Правда, он не мог бы претендовать на роль ученого, и его нельзя было назвать начитанным человеком, но он был разборчив, имел хорошую память и по уровню культуры превосходил среднего человека своего времени. Поэмы Мутадида, которые обладают определенными литературными достоинствами, но также интересны, как ключ к пониманию его характера, завоевали ему репутацию способного поэта. Он покровительствовал литературе и искусству и щедро вознаграждал поэтов за любые хвалебные оды. У него была страсть к строительству великолепных дворцов. Эрудиция послужила даже его тирании – для него образцом был багдадский халиф, титул которого он принял, в то время как Бадис, вероятнее всего, даже не знал, в какой эпохе жил тот первый аль-Мутадид. А ведь тот жил не так давно и правил в 892–902 годах. В то время как оба принца были пьяницами, Бадис мог напиться до потери человеческого облика, в то время как аль-Мутадид, джентльмен и светский человек, ничего не делал без изящества. Хороший вкус и разборчивость присутствовали даже в его оргиях. Устраивая попойки, принц и его собутыльники пели застольные песни, отличавшиеся несообразной утонченностью и деликатной цветистостью. Его мощное телосложение подходило и для удовольствий, и для тяжелого труда. Неукротимый сластолюбец и неустанный труженик, он легко переходил от лихорадочных страстей к напряженной работе. Ему нравилось доводить себя до изнеможения, занимаясь государственным делами, но после титанических усилий, необходимых, чтобы возместить время, потерянное в удовольствиях, ему снова нужен был дебош, чтобы вернуть силы. И – странная аномалия – тиран, перед взглядом которого трепетали красавицы гарема, обращал к некоторым из них стихи, полные утонченной галантности и привлекательной сладости.
