Венчающим бедствием стало ужасное восстание, начавшееся в Африке в 1121 году. Ставшие фанатичными благодаря честолюбивому реформатору Ибн Тумарту, который называл себя Махди, приход которого был предсказан Мухаммедом, варварские племена с Атласских гор, именовавшие себя Альмохадами, обратили оружие против Альморавидов. Для непрочной династии этот удар был роковым. За исключением христиан, войска Альморавидов были настолько деморализованы, что обращались в бегство, как только противник появлялся в поле их зрения. Правительство попыталось продлить свое жалкое существование, выведя все войска вместе со снаряжением из Андалусии. Христиане не упустили представившейся возможности. В 1125 году Альфонсо Арагонский, как мы видели, больше года разорял Андалусию. В 1133 году Альфонсо VII Кастильский, который, как и его дед, называл себя императором, прошелся с огнем и мечом по регионам Кордовы, Севильи и Кармоны, разграбил и сжег Херес и, следуя примеру своего великого предка, добрался до того, что тогда называлось Башней Кадис, а именно до Геркулесовых столбов. Через пять лет он разорил окрестности Хаэна, Баэсы, Убеды и Андухара. В 1143 году снова пришла очередь Кордовы, Севильи и Кармоны. В следующем году уже вся Андалусия была под ударом, от Кала-травы до Альмерии.
После короткого периода процветания жители Андалусии получили, благодаря революции, которую приветствовали с большим энтузиазмом, следующие результаты: бессильное коррумпированное правительство, трусливую недисциплинированную и грубую солдатню, жалкую исполнительную власть – города кишели ворами, а сельская местность – бандитами. Кроме того, имели место застой в ремеслах и торговле, дороговизна и нехватка продовольствия и, в довершение всего, более частые, чем когда-либо, вторжения извне. Все надежды разбились вдребезги. Теперь люди проклинали Альморавидов, которых раньше назвали спасителями своей страны и веры. В 1121 году кордовцы восстали против своего гарнизона, солдаты которого безнаказанно творили что хотели, изгнали варваров и разграбили их дома. Тогда Али направился в Андалусию с целой тучей африканцев. Еще никогда в Испании не высаживалась такая огромная армия. И тогда кордовцы, действуя с отчаянием обреченных, решили защищаться. Они закрыли все городские ворота и построили на улицах баррикады. Но конфликт был бы слишком неравным, и вмешались факихи, чтобы предотвратить кровопролитие. По такому случаю, забыв на время о привычном раболепии, они стали на сторону горожан против правительства. Они издали фетву, где говорилось, что восстание горожан оправдано, поскольку они взяли в руки оружие в порядке самообороны. Али, как обычно, подчинился факихам, и после переговоров горожане согласились выплатить компенсацию за причиненный ими ущерб. В других городах недовольство возрастало с каждым днем, и, хотя прошлое было не таким уж безоблачным, о нем вспоминали с тоской, в сравнении с нестерпимым мраком настоящего. Эти чувства выразились в послании, отправленном севильцами в 1133 году Саифу ал-Даула, сыну последнего короля Сарагосы, который служил в армии Альфонсо VII, тогда находившейся у ворот: «Обратись к королю христиан и с его помощью освободи нас от гнета Альморавидов. Когда мы станем свободны, мы заплатим королю большую дань, чем наши отцы платили его отцу, а ты и твои сыновья будете править нами». Спустя одиннадцать лет, когда империя разваливалась везде, на улицах и в мечетях можно было слышать такие слова: «Альморавиды лишили нас всего! Где наше имущество? Где наши жены и дети? Давайте возьмем в руки оружие и убьем угнетателей!» Но другие в то же самое время говорили: «Давайте сначала привлечем в союзники императора Леона и заплатим ему дань, как во время оно. Все средства освобождения от Альморавидов хороши». Люди призывали благословение небес, чтобы выполнить этот проект. Андалусцы восстали – все как один – против угнетателей. Их вели кади и факихи. Благодарность редко включалась в перечень достоинств богословов.
В нашу задачу не входит рассказ об этой революции, равно как и о завоевании Испании Альмохадами, свергнувшими Альморавидов в Марокко. С самого начала мы хотели лишь описать подъем и развитие независимой Андалусии. И если, давая этот беглый очерк о ее судьбе, как провинции чужой империи, мы вышли за границы рассматриваемой темы, то лишь потому, что хотели показать: Андалусия, отдавшись Альморавидам, не обрела счастья, и настал день, когда она горько пожалела о своих принцах, которых опорочила, предала и покинула в час опасности.
Нам остается только рассказать о жизни Мутамида в плену.
Глава 15
Мутамид в изгнании
Какими бы достоинствами ни обладал Юсуф – а факихи утверждали, что таковых было великое множество, – великодушие к побежденным не входило в их число. Его обращение с пленными андалусскими принцами было низким и жестоким. Это правда, что два внука Бадиса не имели особых оснований жаловаться. Их отпустили на свободу при условии, что они не покинут Марокко, и они получили такое внушительное содержание, что Абдуллах смог оставить значительное состояние своим детям. Но только Юсуф был пристрастен к этим двум принцам. Они принадлежали к его расе, и ему нечего было бояться от некомпетентных людей, которые только и делали, что старались ему угодить. Другой была судьба остальных принцев. Мы уже упоминали о печальной участи Рази, Мутаваккиля, Фадля и Аббаса. Судьба Мутамида, хотя ему и сохранили жизнь, была не менее прискорбной.
После захвата в Севилье было предписано депортировать Мутамида в Танжер. Когда он погрузился на корабль вместе с женами и детьми, на пристани Гвадалквивира собралась большая толпа. Люди хотели попрощаться с ним. В одной из своих элегий поэт Ибн аль-Лаббана так описал сцену:
«Сломленных после храброго сопротивления принцев бросили на корабли. На берегу реки стояли толпы, женщины не прятали лиц, на которых застыла печать горя. В момент расставания было много криков и слез. Что нам остается? Уезжай отсюда, о незнакомец, собирай свои пожитки и позаботься о своем путешествии, ибо обитель благородства опустела. Ты, кто вынужден посетить эту долину, помни, что семья, к которой ты прибыл, уехала, и засуха погубила наш урожай. А ты, рыцарь в сверкающих доспехах, сложи бесполезное оружие. Лев уже разинул пасть, чтобы сожрать тебя».
Когда Мутамид добрался до Танжера, где он оставался несколько дней, живший там поэт Хусри, ранее обитавший при севильском дворе, прислал ему несколько поэм, сложенных в его честь. Среди них одна была новой, и в ней Хусри требовал подарка, хотя должен был знать, что Мутамиду нечего ему дать. Бывшему королю Севильи из всех богатств удалось спасти только тридцать шесть дукатов, которые он спрятал в туфле. Они были покрыты пятнами крови – у принца сильно кровоточили ноги. Но его щедрость была так велика, что он, не сомневаясь, пожертвовал своим последним сокровищем. Он завернул монеты в обрывок бумаги, приложил несколько стихов и, извинившись за столь скудный дар, послал их Хусри. Бессовестный попрошайка даже не счел необходимым поблагодарить изгнанника, и, когда другие рифмоплеты Танжера узнали, что у Мутамида есть деньги, они ринулись к нему со всех сторон. Увы, им пришлось уйти с пустыми руками. А принц написал:
«Поэты Танжера и всей Мавритании стали энергично слагать рифмы, но не получили награды из рук пленника. Скорее он у них должен просить подаяние. Разве такое может быть? Если внутреннее чувство стыда и наследственной гордости не остановит его, тот, кто раньше щедро раздавал золото тем, кто к нему обращался, станет их соперником в навязчивости».
