Из Танжера Мутамида отвезли в Мекинес. По пути он встретил процессию, которая шла в мечеть, чтобы помолиться о дожде, и сочинил такие стихи:
«Когда люди, собиравшиеся молить небеса о дожде, увидели меня, я воскликнул: «Мои слезы дадут вам нужную влагу». Они ответили: «Ты говоришь правду, вот только твои слезы смешаны с кровью».
Мутамид оставался в Мекинесе несколько месяцев, а потом, по приказу Юсуфа, его перевели в Агмат, город, расположенный неподалеку от Марокко. По дороге туда его сын Рашид, который по неизвестной причине впал в немилость, отправил отцу такие стихи:
«Соперник доброго дождя, воплощение щедрости, защитник людей! Как бы мне хотелось получить от тебя величайшую милость – хотя бы на мгновение увидеть свет от твоего лица, которое сияет, словно факелы, ночью и как солнце – днем».
Мутамид ответил следующее:
«Я был соперником доброго дождя, воплощением щедрости и защитником людей, когда моя правая рука разбрасывала дары в день благодеяний и разила врага мечом в день сражения, когда моя левая рука удерживала боевого коня, испуганного свистом копий. Но теперь я в рабстве и нищете. Я как покинутая святыня или птица со сломанными крыльями. Я больше не могу откликнуться на зов бедных и угнетенных. Сияние моего лица потускнело от скорби; заботы убивают все радостные мысли. Сегодня люди, которые желали моего присутствия, отворачиваются от меня».
В Агмате пленник влачил жалкое существование. Правительство время от времени приказывало снять с него цепи, но все остальное время пренебрегало им. Он жил с семьей в ужасной нужде. Жена и дочери зарабатывали на жизнь прядением. И лишь в поэзии Мутамид находил утешение. Однажды, когда он увидел через узкое окошко стаю птиц, которых арабы называют kata – это вид куропатки, он выразил свои чувства следующим образом:
«Надо мною пролетает стая горных куропаток, пролетает и не знает о темницах и цепях. И заплакал я невольно – я хотел умчаться с ними, не от зависти заплакал, мне свидетелем Аллах. Стать хотел я вольной птицей, чтоб лететь к родным и близким, чтоб с душою беспечальной не встречать рассвет в слезах. Пусть они утрат не знают, пусть не ведают разлуки, не проводят дни и ночи в нескончаемых скорбях. Пусть не слышат скрип засова и тюремной двери скрежет, пусть не знают, как жестоко отравляет сердце страх. У меня одно желанье – встреча скорая со смертью, я не в силах жаждать жизни, цепи на моих ногах»
[7].
В своих поэмах он вспоминал свое былое величие, великолепные дворцы, в которых он был счастлив, и своих убитых сыновей. На празднике разговенья он написал такие стихи:
«Пленник, праздником в Агмате ты унижен, огорчен, а ведь как любил ты прежде эти шумные пиры! Дочерей своих голодных, изможденных видишь ты, им в обед не бросят люди финиковой кожуры. Дочки, что тебя поздравить шли по грязи босиком, – прежде ноги их ступали на пушистые ковры! Входят бледные, худые, – целый день они прядут, а росли в благоуханье мускуса и камфары. И умыться, и напиться – лишь горячих слез родник. Летом жнут чужую ниву, изнывая от жары. Вот и свиделись. Уж лучше этой радости не знать. Как судьба щедра порою на недобрые дары! Раньше ты над ней владычил, стал теперь ее рабом. Лучше позабыть былое, царский блеск иной поры. Если кто-то славой счастлив, пусть поймет ее тщету и стыдится обольщения, как ребяческой игры».
Для несчастной Румайкийи такая тяжелая жизнь оказалась невыносимой: она тяжело заболела. Горе Мутамида было безмерно, тем более что в Агмате не было никого, кто мог бы ей помочь. К счастью, знаменитый Авензоар – Абу-л Ала ибн Зухр, который в последние годы правления Мутамида был придворным врачом и которому король вернул собственность, конфискованную Мутамидом у его деда, в то время был в Марокко. Мутамид написал ему и попросил навестить Румайкийю. Авензоар обещал приехать, и, поскольку он в письме пожелал Мутамиду долгой жизни, последний к благодарственному ответу приложил такие стихи:
«Ты желаешь мне долгой жизни, но разве пленник может ее желать? Разве смерть не предпочтительнее жизни, которая постоянно приносит новые мучения? Другие могут желать долгих дней, потому что надеются на счастье; а моя единственная надежда – смерть. Разве мог я желать, чтобы дочери мои ходили босиком и в лохмотьях? Теперь они слуги того, кто имел обыкновение возвещать о моем приближении, когда я ехал по городу, разгонять толпу, если она мне мешала, сдерживать ее, когда она собиралась во дворе моего дворца. Он скакал по правую или левую руку от меня, когда я инспектировал войска, следя, чтобы ни один солдат не вышел из строя. (Среди женщин, приносивших пряжу дочерям Мутамида, была дочь бывшего церемониймейстера Мутамида.) Тем не менее твои добрые пожелания тронули мое сердце. Да вознаградит тебя Бог, Абу-л Ала! Не знаю, когда мое желание исполнится, но меня утешает мысль, что все на земле имеет свой конец».
Время от времени Мутамид получал письма от поэтов, которых в дни своего величия осыпал щедротами. Многие из них приезжали в Агмат – и среди них Абу Мухаммед Хиджари, который за одну только поэму получил сумму, позволившую ему стать купцом и обрести достаток, благодаря которому он безбедно существовал до конца своих дней. В беседе с ним Мутамид признал, что ошибся, пригласив Юсуфа в Андалусию. «Сделав это, – сказал он, – я сам вырыл себе могилу». Прощаясь с пленником, который возвращался в Альмерию, где тогда жил, Мутамид хотел подарить ему какой-то подарок, но Хиджари деликатно отказался в коротких стихах:
«Клянусь, я ничего не могу принять от тебя, которого постигла такая жестокая и незаслуженная судьба. Твоих прошлых даров вполне достаточно, хотя ты о них и не помнишь».
Ближайшим и самым преданным другом Мутамида был Ибн аль-Лаббана. Однажды, посетив Агмат, он привез хорошие новости из Андалусии: умы мыслящих людей неспокойны, а патриции, никогда не желавшие правления Юсуфа, организуют заговор с целью восстановить Мутамида на троне. Рассказ Ибн аль-Лаббана был правдивым; среди высших классов царило великое недовольство, и правительство довольно скоро осознало этот факт. Были приняты меры: многих подозреваемых арестовали, особенно в Малаге, но заговорщики в этом городе – их предводителем был Ибн-Халаф, весьма уважаемый аристократ, – ночью бежали из тюрьмы и захватили замок Мантемайор. Вскоре Абд аль-Джаббар, сын Мутамида, оставшийся в Андалусии, которого люди ошибочно приняли за Рази (Ради), убитого в Ронде, присоединился к ним. Его объявили лидером, и все, казалось, шло хорошо. Марокканский военный корабль, севший на мель возле замка, снабжал заговорщиков продовольствием и боеприпасами. Альхесирас и Аркос объявили о своем союзе с заговорщиками, и в 1095 году Абд аль-Джаббар сделал Аркос базой для набегов, которые доходили уже до бывшей столицы.
Новость о восстании сына сначала чрезвычайно взволновала Мутамида. Стремительность предприятия не могла не тревожить. Мутамид опасался, что Абд аль-Джаффара постигнет та же судьба, что многих его братьев. Но довольно скоро страх уступил место надежде. Несчастный пленник увидел возможность вернуться на трон и не скрывал этой надежды от своих друзей. В письме поэту Ибн-Хамдису, который вернулся в Малагу после визита в Агмат, он написал:
