Внук вольноотпущенника, Обайдаллах был не тем человеком, которого можно было презирать. Он получил хорошее образование, знал наизусть классические поэмы и древние баллады. Принадлежность к кайситам вдохновила его благородной идеей. Обнаружив в Египте только два кайситских племени, он привел в страну тринадцать сотен бедных семей кайситов, создал колонию и прилагал большие усилия, чтобы сделать ее процветающей. Уважение Обайдаллаха к семье своего покровителя было воистину трогательным. Находясь на вершине власти, он не только не стыдился своего низкого происхождения, но и открыто заявлял о своем долге перед Хаджаджем, освободившим его деда. Будучи наместником Африки, когда его посетил Окба, сын Хаджаджа, Обайдаллах усадил его рядом с собой и проявил к нему столько почтения, что его сыновья, с надменностью молодых выскочек, возмутились. Оставшись наедине с отцом, они призвали его к ответу. Они сказали:
– Ты усадил этого бедуина рядом с собой в присутствии знати и курашитов, которых это наверняка оскорбило, и они затаили на тебя злобу. Ты уже стар, и никто не станет обходиться с тобой дурно, да и смерть скоро защитит тебя от всех нападок. Но мы, твои сыновья, имеем все основания опасаться, что позор твоих деяний падет на нас. А что будет, если рассказ об этом случае дойдет до ушей халифа? Разве не разгневается он, узнав, что ты выказал больше уважения этому человеку, чем курайш?
– То, что вы говорите, справедливо, сыны мои, – ответил Обайдаллах. – У меня нет оправданий. Но я больше не заслужу ваших упреков.
На следующее утро он пригласил Окбу и знать во дворец. Он обращался со всеми уважительно, но почетное место предоставил Ибн-Хаджаджу, у ног которого сел сам. После этого он послал за сыновьями. Когда они вошли в зал и в немом изумлении застыли, не в силах поверить своим глазам, Обайдаллах встал и, восславив Бога и пророка, рассказал все, что накануне говорили ему сыновья.
– Призываю Аллаха и всех вас в свидетели – хотя и одного Аллаха достаточно, что этот человек – Окба, сын того самого Хаджаджа, который освободил моего деда из рабства. Моих сыновей сбил с пути истинного Иблис, вселивший в их души безумную гордыню. Однако я заявляю перед Богом, что я, по крайней мере, не виновен в неблагодарности, и хорошо понимаю, чем обязан небесам и чем – этому человеку. Я заявляю это публично, опасаясь, что мои сыновья могут лишиться Божьего благословения, не признавая, что этот человек и его отец – наши покровители. Ведь тогда они будут прокляты Богом и людьми. Я слышал, что пророк сказал: «Проклят будет тот, кто делает вид, что принадлежит к семье, в которой он чужой; проклят будет тот, кто отвергает своего покровителя». Также я слышал, что Абу Бакр говорил: «Отречься даже от самого дальнего родственника или утверждать, что ты принадлежишь к семье, к которой не имеешь отношения, – значит проявлять неблагодарность к Богу». Сыны мои, я люблю вас, как себя, и потому не подвергну вас проклятию Бога и человека. Вы говорили, что халиф разгневается, узнав, что я сделал. Успокойтесь. Халиф – пусть дарует ему Аллах долгую жизнь – благороден и великодушен. Он прекрасно знает свой долг перед Богом и человеком. И я не боюсь вызвать его гнев тем, что вознаграждаю своих друзей. Наоборот, я уверен, что он одобрит мое поведение.
Со всех сторон раздались возгласы:
– Он правильно говорит! Да здравствует наш правитель!
И только сыновья Обайдаллаха, охваченные стыдом, хранили молчание. Повернувшись к Окбе, Обайдаллах продолжил:
– Господин, мой долг – выполнять твои приказы. Халиф доверил моим заботам большую территорию. Выбери, какую провинцию ты предпочтешь для себя.
Окба выбрал Испанию.
– Мое величайшее желание, – сказал он, – принять участие в Священной войне. В Испании я смогу его исполнить.
Несмотря на благородную величественность своего характера и даже обладая всеми добродетелями своей расы, Обайдаллах также вполне отчетливо проявлял глубочайшее презрение, свойственное его расе ко всем неарабам. В его глазах копты, берберы, испанцы и все покоренные народы, которых он едва ли считал полноценными людьми, имели единственное жизненное предназначение – в поте лица своего обогащать расу, которую Мухаммед объявил исключительной. В Египте, где он был сборщиком налогов, он увеличил дань, выплачиваемую коптами, и этот народ, удивительно миролюбивый, ни разу, живя под мусульманским правлением, не прибегший к оружию, был настолько возмущен этой несправедливой мерой, что взбунтовался. Став правителем Африки, Обайдаллах взял за правило потакать капризам знати Дамаска за счет берберов. Поскольку шерсть мериносов, из которой делали ткань ослепительной белизны, пользовалась большим спросом в столице, Обайдаллах взял за правило силой отбирать овец у берберов и убивать их без разбора, хотя нередко в отаре находился только один ягненок с нужной шерстью, все остальные были абсолютно бесполезны для правителя. Не удовлетворившись лишением берберов их отар, основного источника богатства, или, точнее, единственного источника средств существования, Обайдаллах стал уводить их жен и дочерей и отправлять их в сирийские гаремы. Арабская знать высоко ценила берберских женщин, которые всегда считались красивее арабских.
Больше пяти лет берберы терпели молча. Они копили ненависть в своих сердцах, однако присутствие большой армии их сдерживало. И все-таки восстание приближалось. Оно должно было принять скорее религиозный, чем политический характер, и его лидерами предстояло стать миссионерам и священнослужителям. Несмотря на удивительное сходство между берберами и арабами, между ними имелось существенное различие. Одни были богобоязненными, склонными к предрассудкам и слепой почтительности с священнослужителям; вторые были нацией скептиков и зубоскалов, на которую не имели почти никакого влияния религиозные деятели. Даже в новое время африканские марабуты – мусульманские отшельники – имеют неограниченную власть в политических вопросах. Только они одни могут вмешаться, когда два племени вступают в конфликт. Если выбирают вождя, именно марабуты называют самых достойных кандидатов. Когда тот или иной кризис требует собрания племени, именно они уточняют разные мнения людей и после обсуждения между собой сообщают решение. Их жилища обеспечиваются и поддерживаются людьми, которые предупреждают все их желания. Интересно, что берберы имеют больше почтения к своим служителям культа, чем к самому Всевышнему. Французский автор Н. Домас, много лет последовательно изучавший обычаи этих людей, утверждает, что «имя Бога, к которому воззвал несчастный человек, оказавшийся в опасности, никак не защитит его, а имя почитаемого марабута может спасти». В этой связи заметим, что берберы никогда не играли важной роли в мире, если только их не подстрекали религиозные учителя. Марабуты заложили основы обширных империй Альморавидов и Альмохадов. Берберами с гор в войне с арабами долгое время руководила пророчица, обладавшая, по их мнению, сверхъестественными способностями. Арабский военачальник Окба ибн Нафи хорошо знал своих противников и довольно быстро сообразил: победить их можно, только сыграв на суевериях и вере в чудеса. И он переквалифицировался в колдуна и марабута. Он заклинал змей, утверждал, что слышит небесные голоса, и делал прочие глупости. Пусть такие методы кажутся нам детскими и нелепыми, но они сработали. Множество берберов, впечатленных «чудесами» Окбы, убедились, что противиться ему бесполезно, сложили оружие и приняли ислам.
