Еврей, испытывавший глубокую привязанность к Омейядам, своим бывшим хозяевам, содрогнулся при мысли, что его предсказание стало поводом для убийства молодого человека, но не утратил присутствия духа и с достоинством ответил:
– Признаю, господин, что этот молодой человек отвечает всем условиям. Но если ты веришь моим предсказаниям, возможно два варианта развития событий: или этот Абд-ер-Рахман – не тот человек, и тогда ты убьешь невинного и совершишь бесполезное преступление, или он действительно будущий правитель Африки, и тогда, что бы ни делал, ты не сможешь лишить его жизни, потому что судьбу изменить нельзя.
Признав разумность доводов еврея, Ибн-Хабиб на время отложил покушение на жизнь юного принца. Тем не менее, не доверяя не только Абд-ер-Рахману, но и всем Омейядам, которых тогда в провинции было немало и в которых он видел потенциально опасных соперников, он все больше тревожился. Среди принцев было два сына халифа Валида II. Достойные сыновья своего отца, жившего только ради удовольствий, который посылал своих любовниц, чтобы заняли его место на публичных молитвах, а практикуясь в стрельбе из лука, использовал в качестве мишени Коран, они вели разгульную безбедную жизнь. Однажды ночью, когда они в очередной раз кутили вместе, один из них воскликнул: «Какая глупость! Неужели Ибн-Хабиб действительно считает, что он останется эмиром этой земли, а мы, сыновья халифа, станем это терпеть?»
Ибн-Хабиб услышал эти слова и решил избавиться от этих опасных гостей. Оставалось только дождаться благоприятной возможности, чтобы их смерть списали на несчастный случай или чью-то месть. Поэтому он не изменил своего поведения по отношению к ним и, когда они в очередной раз явились, чтобы отдать ему дань уважения, встретил их с обычным дружелюбием. Однако он не скрыл от своих приближенных, что следит за сыновьями Валида и слышал, как они употребляли грубые и неуважительные слова. Один из его приближенных был тайным сторонником Омейядов и посоветовал принцам отказаться от гостеприимства эмира. Они последовали его совету. Но Ибн-Хабиб, которому сообщили об их поспешном отъезде, но не о его причине, побоялся, что они намерены поднять какое-то арабское или берберское племя на мятеж. Поэтому он послал им вслед всадников, которые задержали их и заставили братьев вернуться. После этого эмир, посчитавший их бегство и сказанные ими слова достаточным доказательством преступных намерений, велел обоих казнить. Затем Ибн-Хабиб пожелал избавиться и от остальных Омейядов, но они, вовремя предупрежденные друзь ями, укрылись у независимых берберов.
Скитаясь от племени к племени, из города в город, Абд-ер-Рахман пересек всю Северную Африку. Он то прятался в Барке, то искал убежища при дворе Рустамидов Тагорта, то пользовался защитой берберов Микнаса (Мекнеса). Так прошло пять лет, и нет никаких свидетельств того, что в этот период Абд-ер-Рахман намеревался попытать счастья в Испании. Этого честолюбивого юношу, не имевшего ни денег, ни друзей, манила Африка. Склонный к интригам, пытавшийся любой ценой приобрести сторонников, он, однако, был изгнан из Микнеса и направился в окрестности Сеуты, регион, населенный берберским племенем нафза, к которому принадлежала его мать. Только убедившись, что в Африке его не ждет ничего хорошего, Абд-ер-Рахман обратил свой взор на другую сторону пролива. Он обладал некоторыми сведениями об Испании, почерпнутыми от Салима, одного из двух вольноотпущенников, деливших с ним тяготы кочевой жизни. Салим побывал в Испании во времена Мусы или немного позже, и в обстоятельствах, когда не мог оказаться полезным своему хозяину, он вернулся в Сирию. Устав от бродячей жизни в компании авантюриста, он намеревался воспользоваться первым удобным поводом, чтобы его покинуть. Такую возможность дал ему Абд-ер-Рахман. Однажды Салим спал и не слышал, что хозяин его зовет. После этого Абд-ер-Рахман вылил на него чашу холодной воды. Разозлившись, Салим вскричал: «Раз ты относишься ко мне как к жалкому рабу, я покидаю тебя навсегда. Я тебе ничего не должен. Моя хозяйка – твоя сестра. К ней я вернусь!»
Другой вольноотпущенник, преданный Бадр, остался с хозяином. Именно его Абд-ер-Рахман послал в Испанию, чтобы посоветоваться со сторонниками Омейядов, которых было четыре или пять сотен, и составляли они часть армий Киннисрина и Дамаска. Жили они вокруг Хаэна и Эльвиры. Бадр вез письмо хозяина, в котором Абд-ер-Рахман сообщал, что в течение пяти лет был беженцем в Африке, вынужденный спасться от преследований Ибн-Хабиба, решившего уничтожить всех Омейядов. «Именно среди вас, сторонников моей семьи, я хотел бы жить, – писал принц. – Уверен, вы – мои преданные друзья. Но, увы, я не смею посетить Испанию, потому что эмир этой страны, как и эмир Африки, считают меня врагом, претендентом на трон. И, по правде говоря, разве я, внук халифа Хишама, не имею право на эмират? Поэтому ко мне в Африке относятся не как к свободному человеку, а к претенденту. Но я не тронусь с места, пока не получу ваше заверение, что в этой стране у меня есть шанс на успех, что вы будете мне помогать». В заключение он обещал людям самые высокие чины, если они его поддержат.
Добравшись до Испании, Бадр отправил это письмо Обайдаллаху и Ибн-Халиду, лидерам дивизии Дамаска. Прочитав его, оба вождя взяли день на обсуждение и также пригласили Юсуфа ибн Бохта, лидера Омейядов Киннисрина. В назначенный день они обсудили планы действий со своими соплеменниками. Предприятие казалось трудным, но тем не менее люди решили, что стоит попытаться. Придя к такому решению, Омейяды, по сути, выполняли свой долг. С точки зрения араба, зависимость от патрона является священной и нерушимой связью. Это своего рода искусственное родство. И все потомки вольноотпущенников были обязаны при любых обстоятельствах помогать потомку хозяина, который дал волю их предку. Но вместе с тем решение, которое они приняли, учитывало их собственные интересы. При арабских династиях правящая семья – включая и бывших рабов, и родственников суверена – занимала практически все высокие посты в государстве. Поддерживая дело Абд-ер-Рахмана, бывшие рабы способствовали и собственному продвижению вверх. Правда, они столкнулись с трудностями при решении, какие средства можно применить, и решили посоветоваться с Сумайлем, тогда осажденным в Сарагосе, прежде чем делать какие-то шаги. Стало известно, что он был недоволен Юсуфом, не пришедшим ему на помощь, и симпатизировал Омейядам, прежним благодетелям его семьи. В любом случае люди считали, что ему можно безусловно доверять, поскольку он слишком благороден, чтобы предать доверие и выдать сообщенную ему тайну. Именно для беседы с ним тридцать Омейядов и Бадр присоединились к кайситам, шедшим освобождать Сумайля.
Нам уже известно, что экспедиции кайситов сопутствовал полный успех, и теперь мы возобновим повествование, прервавшееся в том месте, когда вольноотпущенники Омейядов просили Сумайля принять их для личной беседы.
Тот выполнил их просьбу, и они прежде всего попросили его сохранить в тайне все важные вещи, о которых собираются ему рассказать.
Сумайль согласился. После этого Обайдаллах сообщил ему о прибытии Бадра и зачитал письмо Абд-ер-Рахмана, после чего смиренно добавил от себя:
– Дай нам совет: мы ему последуем. Мы сделаем то, что ты одобришь, и не станем делать того, что тебе не понравится.
