Сумайль задумчиво произнес:
– Вопрос серьезный. Не ждите от меня немедленного ответа. Я обдумаю все, что вы мне сказали, и позже ознакомлю вас со своим мнением.
Позвали Бадра. Сумайль ничего не обещал ему, но преподнес подарки, такие же, как его «группе поддержки». После этого Сумайль выехал в Кордову. Там он нашел Юсуфа, собирающего войска, чтобы наказать мятежников Сарагосы.
В мае 755 года Юсуф накануне отъезда послал за двумя вождями вольноотпущенников Омейядов, которых считал сторонниками, потому что их покровители были низложены, и предложил им призвать остальных Омейядов под его знамена.
– Об этом и речи быть не может, господин, – ответил Обайдаллах. – эти несчастные, из-за долгих лет нужды, теперь не могут воевать. Все те, в ком еще остались силы, ушли на помощь Сумайлю, и теперь они измучены долгим зимним походом.
– Отнеси им тысячу золотых монет, – ответил Юсуф. – Пусть они купят зерно, и вскоре к ним вернутся силы.
– Тысяча золотых монет для пяти сотен человек? Это очень маленькая сумма, тем более в такие тяжелые времена, как теперь.
– Как хотите. Больше я вам не предложу.
– Оставь свои деньги себе. Мы не станем тебя сопровождать.
Однако, когда Обайдаллах и его спутники ушли от эмира, они передумали.
– В конце концов, наверное, лучше взять деньги. Тем более что они сейчас были бы нам очень полезны, – решили они. – Наши соплеменники, конечно, не присоединятся к армии Юсуфа. Мы останемся дома и будем готовы ко всяким неожиданностям. А повод, объясняющий их отсутствие, всегда можно придумать. Давайте возьмем деньги у Юсуфа. Часть можно раздать товарищам, которые смогут купить зерно, а остальные мы используем, как посчитаем нужным.
Они вернулись к эмиру и сообщили, что принимают его предложение. Как только деньги оказались в их руках, они отправились к своим соплеменникам в Эльвире, дали каждому по десять серебряных монет от имени Юсуфа, сообщив, что эта небольшая сумма предназначена для приобретения еды. Но они умолчали о том, что Юсуф дал им намного больше денег, что он хотел видеть их в своей армии, и тысяча золотых монет – плата за это. Заметим, что одна золотая монета соответствовала примерно двадцати серебряным. Из нехитрых подсчетов следует, что два вождя сохранили около двух третей полученных от Юсуфа средств.
Тем временем Юсуф выступил из Кордовы с войсками и, направляясь в Толедо, разбил лагерь в районе Хаэна, к северу от Менгибара, где следует пересечь Гвадалквивир, чтобы попасть к перевалам гор Сьерра-Морена, и где существующий паром, вследствие событий, предшествовавших сражению при Байлене в 1808 году, приобрел европейскую известность. Там Юсуф стал дожидаться войска, которые двигались к нему из разных мест. Он как раз распределял плату, когда два Омейяда, понимавшие, что Юсуф рвется разделаться с бунтовщиками Сарагосы, без проволочки явились к нему.
– Почему наши люди еще не прибыли? – спросил Юсуф.
– Не тревожься, эмир, и да снизойдет на тебя Божье благословение, – ответствовал Обайдаллах. – Твои вольноотпущенники совсем не похожи на некоторых личностей, хорошо известных нам обоим. Они даже за все блага мира не позволят, чтобы ты встретился с врагом без них. Таковы были их слова. Но вместе с тем они просили тебя дать им короткую отсрочку. Ты же знаешь, весенний урожай ожидается богатым, и они хотят его собрать, прежде чем присоединиться к тебе в Толедо.
Не имея оснований подозревать обман со стороны Обайдаллаха, Юсуф поверил его словам и велел Обайдаллаху передать своим соплеменникам, чтобы они выступали, как только будет возможно. Вскоре после этого Юсуф возобновил марш. Обайдаллах и его спутник некоторое время сопровождали его, после чего распрощались и обещали вскоре присоединиться к нему с остальными вольноотпущенниками.
По пути они встретили Сумайля и его стражу. Проведя, как обычно, бурную ночь, кайситский вождь спал, когда Юсуф выступил в поход, и последовал за ним намного позже. Заметив двух вольноотпущенников, приближающихся к нему, он спросил:
– Вы возвращаетесь, чтобы сообщить мне какие-то сведения?
– Нет, господин, – ответили они. – Юсуф позволил нам покинуть его, чтобы присоединиться к нему в Толедо вместе с другими вольноотпущенниками, но, если желаете, мы вас немного проводим.
– Я ничего не имею против вашей компании, – сказал Сумайль.
Они некоторое время поговорили на отвлеченные темы, после чего Обайдаллах попросил его о беседе наедине. По знаку Сумайля его охрана отстала, и Обайдаллах продолжил:
– Речь идет о сыне Муавии, о котором мы уже говорили. Его гонец еще не уехал.
– Я ничего не забыл, – проговорил Сумайль. – Совсем наоборот. Я долго думал об этом деле и, как и обещал, не рассказал о нем никому, даже близким друзьям. И вот мой ответ: я считаю, что лицо, о котором идет речь, заслуживает трона и моей поддержки. Напишите ему об этом, и, если Богу будет угодно, мы поможем ему. Что же касается старой лысой башки, – так Сумайль теперь именовал Юсуфа, – он не может помешать мне поступить так, как я хочу. Я скажу ему, что он должен отдать свою дочь, Умм Мусу, вдову Катана (сына того Абд аль-Малика (фихрита), который был правителем Испании), в жены Абд-ер-Рахману и после этого отказаться от эмирата Испании. Если он так и поступит, мы отблагодарим его, если нет, то отсечем его башку своими мечами – большего он не заслуживает.
Обрадованные таким благоприятным ответом, два лидера в знак благодарности поцеловали руку Сумайля, заверили в своей признательности за поддержку, обещанную их патрону, и вернулись к Бадру.
Ясно, что Сумайль, который еще не избавился от похмелья, утром был крайне недоволен Юсуфом. И то, что он сказал Обайдаллаху, не было плодом длительных раздумий. Эти слова были произнесены под влиянием момента. На самом деле, предаваясь обычной праздности, Сумайль не просто не думал об Абд-ер-Рахмане – он забыл о нем. Лишь после того как обнадежил Обайдаллаха и его спутника, Сумайль стал взвешивать все за и против, и наконец одно соображение перевесило все остальные. «Что станет со свободой арабских племен, – спросил он себя, – если принц из Омейядов станет править Испанией? Если будет установлена монархия, какая власть останется у нас, племенных вождей? Нет, как бы я ни был недоволен Юсуфом, лучше уж пусть все останется, как есть». Придя к такому заключению, он позвал раба и велел ему скакать во весь опор и попросить двух омейядских вольноотпущенников подождать его.
Последние уже успели проехать лигу, обсуждая обещания Сумайля и пытаясь убедить себя, что успех Абд-ер-Рахмана теперь гарантирован, когда Обайдаллах услышал, как кто-то зовет его по имени. Он остановился и увидел догоняющего его всадника. Это был раб, посланный Сумайлем. Тот сказал:
– Дождитесь моего хозяина. Он хочет кое-что вам сказать. Удивленные таким поворотом, – скорее можно было ожидать, что Сумайль прикажет им вернуться, – они испугались, что их арестуют и отдадут Юсуфу. Но через некоторое время они заметили Сумайля, скачущего к ним галопом на своем белом коне. Увидев, что он без стражи, вольноотпущенники облегченно вздохнули. Подъехав, Сумайль сказал:
