Во время войны контрабандисты и разбойники, такие как эти, привыкшие действовать в совершенно дикой местности, становились в высшей степени грозными противниками. Да, им не удавались атаки, где требовались знания стратегии, и также верно, что на открытой местности они не могли выстоять против грамотных маневров регулярных войск. Однако на узких извилистых горных тропах их ловкость и знание рельефа местности давали им неоспоримое преимущество перед солдатами. Французы усвоили этот урок, когда фантомный король, посаженный Наполеоном на трон Испании, попытался подчинить себе лихих горцев. Когда французские гусары настигали их на открытой местности, они рубили их сотнями. Но на каменных уступах на краю пропасти, где французские кони являлись дополнительным фактором опасности, тех же гусаров на каждом шагу ожидали засады. Когда они меньше всего ожидали атаки, неожиданно оказывалось, что гусары не защищены от флангового нападения метких стрелков, которые, не прекращая огня, скрывались на каменных высотах, где их невозможно было преследовать. И при этом им удавалось уничтожать целые отряды беззащитных французов. Среди ужасов войны горцы не могли удержаться и периодически демонстрировали внутренне присущее им чувство юмора. В Ольбере, где французские гусары потребовали бычка, им принесли разрезанного на четверти осла. Гусары нашли телятину неприятной на вкус, а в последующих стычках горцы между выстрелами кричали: «Кто пообедал ослом в Ольбере?» По их мнению, это было самое ужасное оскорбление, какое только можно нанести христианину.
В IX веке в этой провинции, тогда называвшейся Рейя, точнее, Реджио (Рехио), со столицей в Арчидоне (Шпрунер называл это место Рехио-Маласитана, а Ибн-Хальдун и другие авторы считали Рейю городом и путали его с Малагой; Малага была столицей провинции при вестготах и потом снова после правления Абд-ер-Рахмана III), жило почти исключительно испанское население. Некоторые из горцев были христианами, но большинство – мусульманами, и все без исключения были испанцами, испытывавшими непримиримую ненависть к угнетателям своей страны. Страстные поклонники свободы, они решили, что чужеземная тирания больше не должна обогащаться за их счет, и только ждали подходящей возможности, чтобы сбросить ярмо. Момент, которого ждали с таким нетерпением, не мог оказаться далеким. Победы, постоянно одерживаемые их соотечественниками в других провинциях, доказали, что, имея отвагу и решимость, можно добиться чего угодно. Толедо уже был независимым городом. Двадцать лет султан старался подчинить его себе, но тщетно. Христиане, преобладавшие в городе, отдали себя под защиту короля Леона и, хотя были преданы ренегатами, все же вынудили султана в 873 году заключить с ними договор, по которому им гарантировалась республиканская форма правления. Они получили практически независимое политическое существование и лишь раз в год выплачивали дань. Еще одно независимое государство было основано в Арагоне – Северной марке арабов – бени касим, старым вестготским семейством, принявшим ислам. К середине IX века это семейство стало таким могущественным – благодаря талантам Мусы II, что могло соперничать с правящими династиями. Когда на трон взошел Мухаммед, Муса II был хозяином Сарагосы, Туделы, Уэски и всего Арагона. Толедо пребывал в союзе с ним, и сын Мусы Лубб был комендантом в этом городе. Смелый и неутомимый солдат, Муса направлял оружие то против графа Барселоны, то против графа Кастилии. Достигнув вершины могущества, уважаемый всеми соседями, даже французским королем Карлом Лысым, пославшим ему шикарные подарки, Муса считал себя монархом, которому никто не смеет сказать «нет». Наконец он решил назваться тем, кем, по сути, был, и принял титул «третьего короля Испании». После смерти этого выдающегося человека в 862 году, убитого собственным зятем в припадке ревности, султан снова приобрел власть над Толедо и Сарагосой, но его самоуспокоенность оказалась недолгой. Через десять лет сыновья Мусы с помощью населения провинции, не привыкшего к другому правлению, за исключением бени касим, изгнали войска султана. Мухаммед попытался подчинить их, но бени касим при поддержке короля Леона Альфонсо III (ставшего настолько близким союзником, что он доверил им образование своего сына Ордоньо) отбили атаки султана.
Север, таким образом, был свободен и объединился против султана. В то же самое время смелый ренегат из Мериды Ибн-Мерван основал независимое княжество на западе. Попав в руки султана, – после капитуляции Мериды, где он был лидером восстания, – он стал капитаном телохранителей; но в 875 году хаджиб Хашим, затаивший на него злость, заявил в присутствии визирей: «Собака имеет больше достоинства, чем ты» и в довершение оскорбления ударил его по лицу. Поклявшись поставить на кон все, но больше никому не позволить так с собой обращаться, Ибн-Мерван собрал своих друзей и единомышленников, и они вместе захватили замок Аланхе, к югу от Мериды, где и закрепились, приготовившись защищаться. Осажденные в этой крепости войсками суверена, измученные голодом до такой степени, что стали есть собственных коней, люди во главе с Ибн-Мерваном не сдались. И только когда подошли к концу запасы воды, начались переговоры. Учитывая, что положение осажденных было катастрофическим, полученные ими условия были не так уж плохи. Ибн-Мервану и его людям разрешили уйти в Бадахос, который в те времена не был окружен стеной. Вырвавшись из рук султана, Ибн-Мерван превратился в его злейшего и непримиримого врага. Объединив свой отряд с другим, тоже состоявшим из ренегатов, он призвал к оружию ренегатов Мериды и других мест и стал проповедовать им новую религию, включившую черты и христианства, и мусульманства. Вступив в союз с Альфонсо III, королем Леона, естественным союзником всех мятежников против арабского правительства, Ибн-Мерван сеял террор повсюду. Однако он обрушивал месть только на арабов и берберов, врагов своей страны, но им он мстил и за личные обиды, и за ущерб, нанесенный стране. Желая остановить разбой, Мухаммед отправил армию под командованием своего сына Мунзира и его хаджиба Хашима. Ибн-Мерван выступил навстречу врагу, отправил Садуна за помощью к королю Леона и остановился в Каракуэле. Хашим разбил лагерь возле этой крепости, руины которой сохранились до сих пор, а один из его помощников занял крепость Монте-Салуд. Вскоре после этого помощник доложил, что Садун подходит к Монте-Салуд с вспомогательными частями из Леона, но их численность невелика и их можно легко подавить. Офицер ошибся. Садун командовал значительной армией, но, желая заманить врага в ловушку, этот хитрый военачальник распространил ложное сообщение о силах своего войска. Его хитрость удалась. Введенный в заблуждение сообщением помощника, Хашим выступил против Садуна. Последний, информированный обо всем своими лазутчиками, отступил к горам. Там он устроил засаду в узком ущелье. Его люди спрятались за окружающими скалами и напали на врага в тот момент, когда он не ожидал атаки. Потери были очень большими. Сам Хашим, весь израненный, попал в плен. Его отвели к Ибн-Мервану. Так Хашим оказался отданным на милость человека, которого когда-то жестоко оскорбил. Ибн-Мерван проявил благородство и даже не упрекнул пленника, отнесся к нему с уважением и отправил к его союзнику, королю Леона.
Султан, узнав о происшедшем, пришел в ярость. Ему, безусловно, было неприятно то, что его фаворит попал в плен. Но значительно больше его обозлил тот факт, что он не мог отказаться выкупить его, не уронив своего достоинства. А король Леона потребовал сто тысяч дукатов – суровое испытание для скупого Мухаммеда. Он нашел бесконечное количество причин не платить столь безобразно огромную сумму. «Если Хашим попал в плен, – спорил он, – то лишь по его собственной вине. Почему он такой безрассудный? Он легкомысленный и опрометчивый, действует не размышляя и никогда не прислушивается к хорошим советам». Однако, когда Хашим провел в плену два года, султан все-таки согласился заплатить часть выкупа. Сам Хашим обещал королю Леона остальную сумму позже, оставил своих братьев, сыновей и племянников в заложниках и вернулся в Кордову, пылая желанием отомстить Ибн-Мервану. Тем временем тот разорил окрестности Севильи и Ньеблы, и султан, не имевший возможности выступить против него, попросил назвать условия прекращения набегов, которые уничтожали его страну. Ответ Ибн-Мервана был дерзок и грозен. «Я прекращу набеги, – заявил он, – и прикажу, чтобы имя султана упоминалось в общественных молитвах, если он уступит мне Бадахос, позволит укрепить его и освободит от выплаты дани, равно как и от обязанности подчиняться ему во всех аспектах. Иначе я отвергну его». Хотя эти условия являлись крайне унизительными, султан их принял. Хашим попытался убедить хозяина, что в изменившихся условиях зарвавшегося смутьяна вполне можно подавить. Он утверждал, что раньше у Ибн-Мервана не было определенной базы, и он со своими всадниками всегда мог легко уйти от погони. Но теперь он привязан к одному городу, который можно осадить и вынудить сдаться. Хашим сумел убедить монарха в своей правоте, получил армию и дошел с ней до Ньеблы, когда Ибн-Мерван прислал Мухаммеду следующее послание: «Мне известно, что Хашим идет на запад. Мне также известно, что он намерен осадить меня и отомстить. Но я клянусь: если он продвинется дальше Ньеблы, я сожгу дотла Бадахос и снова начну набеги». Султан испугался, немедленно отозвал Ибн-Мервана и его армию в Кордову и больше не испытывал ни малейшего желания выступать против слишком сильного противника.
