Кайсит, как и Яхья, Саувар, естественно, хотел отомстить за смерть своих соплеменников, но у него был и личный мотив для мести: при штурме Монте-Сакро испанцы убили его старшего сына. С тех самых пор он был охвачен неутолимой жаждой мести. Согласно его собственному свидетельству, он уже вступил в зрелый возраст. «Женщины уже не ценят мою любовь, – сказал он в одной из своих поэм, – потому что мои пряди поседели». Он привнес в кровавую задачу, поставленную перед собой, упрямую жестокость, почти немыслимую в молодом человеке, но понятную в убеленном сединами ветеране, который под влиянием одной пламенной страсти закрывает свое сердце от жалости и прочих человеческих чувств. Создавалось впечатление, что он считал себя ангелом разрушения, и все его добрые инстинкты – если таковые существовали – оказались подавленными убеждением в своей божественной миссии.
Собрав под свои знамена столько арабов, сколько было возможно, Саувар поставил перед собой цель вернуть Монте-Сакро. Для этого у него было две причины. Он хотел иметь в своем распоряжении надежную крепость – базу для последующих операций, и утолить жажду крови убийц сына. Хотя в Монте-Сакро был отнюдь не маленький гарнизон, арабы взяли крепость штурмом. Месть Саувара была страшной. Он умертвил всех солдат гарнизона, а их было около шести тысяч. Затем он стал штурмовать другие крепости. За каждой победой следовала ужасная резня. Этот страшный человек не щадил испанцев. Он уничтожал их целыми семьями, и потом во многих поместьях не осталось ни одного наследника.
Охваченные ужасом испанцы Эльвиры обратились к правителю Джаду с просьбой о помощи, обещав впоследствии повиноваться ему. Джад согласился, присоединил к испанцам свое войско и, встав во главе его, атаковал Саувара.
Арабское войско ожидало противников не моргнув глазом. Сражение было ожесточенным, но арабы одержали верх, преследовали противника до ворот Эльвиры и убили семь тысяч человек. Это сражение, известное как Битва Джада, наполнило сердца арабов неописуемой радостью. До этого они ограничивались нападением на замки, но теперь впервые они разбили противника на открытой местности и принесли множество жертв маннам Яхьи. Воин и поэт Саид ибн Джуди выразил свои эмоции следующим образом:
«Кознелюбивы и хитры, военной вы пошли тропой, но вы нашли в конце тропы позорной смерти водопой. Восстанье ваше подавив, мы правую свершили месть, мы разгромили вас, рабов, отринувших закон и честь. Рабы и сыновья рабов, вы раздразнили львов и львят, что верность братьям и друзьям и соплеменникам хранят! Сгорите ж в пламени войны, упрямства буйного сыны, теперь пылают и мечи, враждою к вам раскалены. Сражался с вами ратный вождь, которого послал халиф, он славы жаждал и погиб, сердца друзей испепелив. Пришли мы с мщением за тех, чья жизнь для славы рождена, их возвышают с детских лет великих предков имена. Погибель тысячам из вас мы принесли, ведя борьбу, но разве смерть вождя равна той смерти, что дана рабу! Вы изувечили его, а он с почетом принял вас, вам страх пред ним не помешал убить его в кровавый час.
Вы в верности ему клялись, злодеи, черные сердца, предательством напоены, вы умертвили храбреца. Наипрезреннейшим рабам, вам вероломство помогло, убийство совершили вы, призвав себе на помощь зло. Всегда от благородных раб той отличается чертой, что раб не соблюдает клятв, для низких клятва – звук пустой. Поэтому да поразят везде, и всюду, и всегда клятвопреступников-рабов гнев, и возмездье, и вражда. Был полководец храбрым львом, опорой башен крепостных, он был защитой бедняков, оплотом старых и больных. Он кротость сочетал с умом, бесстрашье – с мудрой добротой. Кто в мире обладал такой душой – отважной и простой?
О, Яхья, мы сравним тебя с богатырями прежних дней… О нет, и витязей былых затмил ты славою своей. Да, Бог тебя вознаградит и место даст тебе в раю, что уготован для мужей, погибших в праведном бою»
[3].
После этой блестящей победы Саувар заключил договоры с арабами Реджио, Хаэна и даже Калатравы и снова начал грабежи и убийства. Совершенно обескураженные испанцы не сумели придумать другого средства спасения и обратились за помощью к султану. Султан бы с радостью ее предоставил, будь это в его власти. А так он смог лишь обещать свое дружеское вмешательство. Саувар получил сообщение, что ему может быть предоставлено хорошее место в правительстве провинции, если он подчинится власти султана и оставит испанцев в покое. Саувар принял предложение. Он и испанцы торжественно поклялись во взаимном согласии, и в провинции вновь установился порядок. К сожалению, спокойствие оказалось обманчивым, в сердцах продолжали пылать страсти. Не имея в непосредственном окружении врагов, которых следовало уничтожить, Саувар напал на союзников и вассалов Ибн-Хафсуна. Его жестокие деяния и благочестивые призывы его соотечественников неожиданно возродили чувство национальной гордости у населения Эльвиры. Охваченные общим порывом, они взялись за оружие. Движение очень быстро распространилось на всю провинцию. Каждая семья с готовностью подхватила военный клич, и арабы, подвергшиеся нападениям со всех сторон, поспешили укрыться в Альгамбре.
Захваченная испанцами, снова отвоеванная арабами Альгамбра была не более чем волшебными, но почти беззащитными руинами. Но это было единственное место, где могли найти убежище арабы, и если бы они ее сдали, то, безусловно, погибли бы все до единого. Поэтому они решили защищать ее до конца. Пока солнце двигалось по небу, они с отчаянием обреченных отражали все яростные атаки испанцев, исполненных решимости раз и навсегда покончить с жестокими угнетателями. Ночью при свете факелов защитники ремонтировали стены и бастионы крепости. Однако усталость, постоянные бдения и перспектива смерти, если они хотя бы на мгновение ослабят усилия, ввергли их в состояние лихорадочного возбуждения, которое, в свою очередь, сделало их легкой добычей для суеверных страхов, что было бы невозможно в других обстоятельствах. Однажды ночью, когда они ремонтировали укрепления, камень перелетел через вал и упал к их ногам. Араб поднял его и увидел, что к камню привязан листок бумаги. На нем оказались стихи. Во всеобщей тишине араб прочитал их вслух своим товарищам:
«Их деревни пусты, поля не вспаханы. Ветер поднимает над ними песок. Укрывшись в Альгамбре, они замышляют новые преступления. Но и здесь их ждут только поражения, как и их отцов, столкнувшихся с нашими копьями и мечами».
Эти строки были прочитаны при мрачном свете факелов, пламя которых лишь немного разгоняло сгустившуюся тьму, и арабов, уже не веривших в победу, охватили самые мрачные предчувствия. «Стихи эти, – позже сказал один из арабов, – тогда показались нам предостережением небес. Слушая их, мы ощутили ужас, который не мог быть больше, даже если бы нас осадили все армии мира». Некоторые из них, менее впечатлительные, чем другие, попытались переубедить товарищей, снова и снова повторяя, что камень не упал с небес, как многие были склонны верить, а брошен рукой врага. Эти стихи, вероятно, являются творением испанского поэта Абли. Постепенно арабы успокоились, призвали собственного поэта по имени Асади и предложили ему ответить противнику, используя тот же стихотворный размер и рифмы. Подобная задача была не новой для Асади. Он уже проводил такого рода поэтические дуэли с Абли. Но только он был нервным и легко возбудимым человеком, легко поддающимся влиянию. Теперь он встревожился больше, чем кто-либо другой, и ему пришлось изрядно поломать голову, чтобы сочинить ответ. Судя по родившимся у него строкам, вдохновение у поэта отсутствовало.
