Став хозяином Эльвиры, Ибн-Хафсун повернул оружие против Ибн-Джуди и арабов Гранады. Зная, что встреча, которая представлялась неминуемой, станет решающей, Ибн-Джуди призвал на помощь всех своих союзников. Несмотря на это, он потерпел поражение, и, поскольку имел неосторожность отойти слишком далеко от своей базы в Гранаде, его войскам пришлось пройти всю Вегу, прежде чем они нашли убежище в крепости. Многие погибли. Жители Эльвиры сочли эту победу достаточной компенсацией за все предыдущие потери и поверили, что арабы разгромлены окончательно.
Вдохновленный успехом, Ибн-Хафсун выступил против Жаэна. Ему вновь повезло. Он овладел городом, доверил его правителю и, оставив гарнизон, вернулся в Бобастро.
Таким образом, 892 год вернул Ибн-Хафсуну все то, что он утратил годом раньше, кроме Полеи и Эсихи. В течение следующих пяти лет его власть оставалась прежней, если не считать утраты Эльвиры. Он застиг роялистов этого города врасплох, но лишь озлобил их, а не уничтожил. И они при первом удобном случае подняли восстание. В 893 году армия султана после рейда вблизи Бобастро появилась перед воротами Эльвиры. Принц Мотарриф, командовавший армией, предложил горожанам общую амнистию, если они выдадут людей Ибн-Хафсуна. Роялисты принудили горожан согласиться, и Эльвира стала зависимой. Патриотизм и любовь к свободе утратили былой накал. Более того, обитатели Эльвиры выступали скорее против арабов Гранады, чем против султана. Именно против них им потребовалась помощь Ибн-Хафсуна, а после сражения в Гранаде арабы перестали быть грозной силой. Причем они были ослаблены не только поражением, но и, в еще большей степени, внутренними конфликтами. Арабы разделились на две фракции: одну возглавил Саид ибн Джуди, другую – Мухаммед ибн Адха, могущественный правитель Альхамы, к которому Саид испытывал такую жгучую ненависть, что даже установил награду за его голову. Неблагоразумное и даже дерзкое поведение Саида ухудшило положение. Глупой гордыней и многочисленными любовными интригами он навлек на себя ненависть огромного количества мужчин. В конце концов Абу Омар Осман (Умар Усман), семейное счастье которого Саид разрушил, решил смыть позор кровью прелюбодея. Предупрежденный, что его жена встречается с эмиром в доме еврея, он спрятался там с одним из своих людей и убил Саида. Это произошло в декабре 897 года.
После этого убийства вражда достигла высшей точки. Убийца и его друзья имели достаточно времени, чтобы укрыться в крепости Ноалехо, что к северу от Гранады, где они объявили Ибн Адху эмиром. Не желая ссориться с султаном, они обратились к нему с просьбой ратифицировать их выбор и одновременно попытались убедить его, что убили Саида ради блага государства, поскольку он якобы планировал восстания и сочинял подобные стихи:
«Иди, мой гонец, и скажи Абдуллаху, что его может спасти только поспешное бегство; могущественный воин поднял знамя восстания за рекой камышей. Сын Мервана, отдай нам суверенитет. Он принадлежит по праву нам, сыновьям бедуинов. Поторопись и приведи моего коня в украшенной золотом упряжи – моя звезда восходит».
Возможно, эти стихи действительно принадлежали перу Саида ибн Джуди. Они были вполне его достойны. Но как бы то ни было, султан, которого порадовала уступка арабов, посчитавших необходимым оправдать свое поведение, пошел им навстречу. Но только бывшие друзья Саида не признали Ибн-Адху. Они кипели от негодования из-за убийства их лидера. Они были настолько безутешны, что забыли все его проступки и свои обиды на него – горюя, они помнили только его добродетели. Микдам ибн Моафа, которого Саид несправедливо приговорил к наказанию кнутом, сочинил такие стихи в память о нем:
«Кто будет кормить и одевать бедных теперь, когда тот, кто был воплощением щедрости, лежит в могиле? Ах, пусть луга останутся без зеленой травы, пусть деревья останутся без листвы, пусть солнце больше не встает теперь, когда Ибн-Джуди мертв. Ни люди, ни джинны никогда не увидят его снова».
– Что? – вскричал араб, услышав эти стихи в исполнении автора. – Ты воспеваешь того, кто тебя побил?
– Клянусь Аллахом, – ответил Микдам, – даже его несправедливый приговор пошел мне на пользу. Память об этом наказании заставила меня отвернуться от прежних грехов, которым я раньше предавался. Разве я не должен быть ему благодарен за это? Более того, после того как меня побили, я был несправедлив к нему. Неужели ты думаешь, что моя несправедливость должна жить после его смерти?
Близкие друзья Саида жаждали мести. «Вино, которое мне подает виночерпий, – утверждает Асади в длинной поэме, – никогда не вернет свой вкус, пока не будет исполнено желание моего сердца и я не увижу всадников, скачущих во весь опор, чтобы отомстить за того, кто еще вчера был их радостью и гордостью».
Но хотя Саид был отмщен, арабы упорствовали в своей кровной вражде. Тем временем султан и андалусцы оставались пассивными и не мешали своим врагам убивать друг друга.
Покорение Эльвиры стало важным достижением султана и было не единственным его успехом. Убежденный, что воевать с Ибн-Хафсуном нет смысла, он обратил оружие против менее упрямых мятежников. Он не желал сокрушить их и даже не пытался захватить их города или замки. Довольствовался взиманием дани. С этой целью он посылал свою армию ежегодно в две экспедиции. Она разоряла поля, жгла деревни и осаждала крепости, но, как только глава мятежников соглашался платить дань и отдавал заложников, его немедленно оставляли в покое и армия переходила к следующему. Подобные экспедиции не давали зримых и решающих результатов, но были исключительно полезны. Казна была пуста, и правительство понимало: чтобы вести масштабные военные операции, необходимы средства. Эти рейды оказывались довольно-таки продуктивными, особенно в 895 году против Севильи. Ситуация в этом городе оставалась неизменной. Правителя назначал султан, там жил дядя Абдуллаха Хишам, и фактическими правителями были Хальдун и Хаджадж. Вожди кланов довольствовались своим положением, которое давало им все приятности независимости, но никаких ее опасностей. Они делали что хотели, не платили никакой дани и не восставали против своего суверена. Сохранение этой ситуации лучше всего отвечало интересам севильцев, и, когда в 895 году прибыл человек от султана, чтобы «собрать ополчение», Ибрагим ибн Хаджадж и Халид ибн Хальдун, брат Кораиба, поспешили откликнуться на призыв и отправились со своими контингентами в Кордову. Их союзник Сулейман из Сидоны и его брат Маслама последовали их примеру.
Все считали, что организуется экспедиция против ренегатов Тадмира. Поэтому трудно себе представить удивление и тревогу Кораиба, когда он увидел, что армия идет вовсе не на восток, а приближается к Севилье. Сулейману удалось бежать, но все остальные солдаты и офицеры из Севильи и Сидоны были задержаны Мотаррифом.
Были необходимы срочные и решительные меры, и Кораиб их принял. Поставив стражу у всех ворот дворца, он ворвался в зал, где находился принц Хишам. «Хорошие новости! – вскричал он, задыхаясь от ярости. – Я узнал, что Мотарриф арестовал моего брата и всех моих родственников, пришедших в его армию. Клянусь всем святым: если принц посягнет на жизнь хотя бы одного из них, ты лишишься головы. Посмотрим, как далеко он зайдет. А пока ты и твои люди – мои пленники. Ни один твой слуга не выйдет из дворца, даже чтобы купить еды. Тот факт, что во дворце нет запасов, меня не волнует. Ты видишь роковой меч, висящий над твоей головой? Тебе нравится перспектива умереть от голода? У тебя есть только одна возможность спасти свою жизнь. Напиши принцу, что ты головой отвечаешь за жизнь моих людей, и попроси его освободить пленных».
