Не чувствуя боли, превозмогая усталость, Анья колотила дверь, толкала плечами, била в окно, требуя выпустить ее на волю. И, не замечая спазмов ноющего тела, продолжала истошно рыдать. Пока внезапно не появился охранник, и дверь не поехала в сторону.
Удивленная и в то же время напуганная, Анья отошла назад. Стоило двери открыться, как в камеру, подобно всаднику, только что спешившемуся с лихого коня, ворвался…Рейнард Либлик.
Анья не поверила глазам. Только ошибки быть не могла: она, определенно, видит его. Высокий, поджарый, гибкий, он влетел, как шаровая молния, блестя незабвенно желтыми глазами.
– Ты! – воскликнула Анья. – Это все ты! Из-за тебя я оказалась здесь! Это ты тут должен сидеть!
– Анья, – разочарованно протянул Рейнард Либлик. – Снова ты за свое. Мы же говорили о подобных выходках.
– Что ты сделал? Как промыл всем мозги? – Она пошла на него, но двое медбратьев, появившихся непонятно откуда, схватили Анью за руки и оттеснили назад.
– Доктор Либлик, наверное, стоит успокоить…
– Доктор Либлик? – повторила Анья, и только сейчас обратила внимание на то, что одет был Рейнард Либлик в белый медицинский халат.
Она пораженно уставилась на мужчину.
– Анья, Анья, – вздохнул «доктор Либлик». – Не хотел я прибегать к крайним мерам. Я даже позволил тебе выбраться к людям, что при твоем диагнозе и приговоре – большая уступка с моей стороны. Вот чего тебе не сидится спокойно? Ты не оправдала моих ожиданий.
В руках Рейнарда Либлика заблестел острый шприц.
– Что ты делаешь?.. Помогите! – закричала Анья, когда санитары, не дав опомниться, вжали ее в кровать, а затем связали руку жгутом. Только помочь ей было некому: Рейнард Либлик неспешно приблизился, не отрывая от Аньи хищных глаз.
– Не смей. Не смей так со мной поступать…
Игла погрузилась в вену, чтобы Анья погрузилась в иллюзорный сон.
Глава 8
Тону
«Ненавижу Рейнарда Либлика».
Анья смотрела в запотевшее зеркало и мысленно выводила слова: «Ненавижу Рейнарда Либлика. Ненавижу. Всеми фибрами души».
Порывисто провела ладонью, очищая влажную поверхность, и в оттаявшем озере проявились голубые глаза. Застывшие, безрадостные глаза, над которыми тусклыми, безжизненными прядями, не достигая тонких плеч, свисали волосы. На лице не осталось эмоций, в чувствах и мыслях – безнадега. Вопросы, мучавшие днями и ночами, постепенно теряли смысл: как теперь быть, куда бежать, у кого просить помощи и поддержки? Положительного ответа не было. Никак, никуда и никого. Никого, кто мог бы ей помочь. Кто захотел бы ей помочь. Разве что бабушка с дедушкой спохватятся, заявят в полицию об исчезновении Аньи, и полиция наведается в клинику. И вот тогда, возможно, доберутся до нее. А до того…
Анье предначертано проживать в аду. Оторванной от дома и счастливых людей. Есть целый мир, огромный глобус, на котором затерялась обособленная точка, настолько крошечная, размером с молекулу, что ее невозможно на нем показать. Эта точка – ее крошечная камера, в масштабах вселенной которой вовсе нет.
«Ненавижу Рейнарда Либлика».
Анья отлепилась от раковины и, схватив полотенце, выданное на входе, развернулась лицом к раздевалке. Вместительное помещение состояло из открытых полок-«коробок», выстроенных по типу шкафчиков вдоль стен, и сдвоенных лавок по центру. Здесь были камеры: Анья не сомневалась, что были они не только здесь, но и в стенах самой душевой. Слева, из этой самой душевой, доносился шум льющейся воды, который настойчиво зазывал к себе. И этот шум был внезапно разбавлен резкими посторонними звуками.
Нарушив музыкальную идиллию, в раздевалку явились люди: три женщины-пациентки в сопровождении двух охранников женского пола. Одна из этих охранников, на пару с медсестрой, привела сюда и Анью: девушка спереди, охрана сзади, и Анья посередине, ступающая по темному коридору под счет глухих, перебивающих друг друга шагов: топ-топ-топ.
Пациенткам сняли наручники. Точно так же, как минутами ранее, наручники сняли Анье, а после выдали банные принадлежности и пропустили вперед.
– Двадцать минут! – крикнула женщина, обдавая их парами недовольства, и, зыркнув на каждую, в том числе на Анью, вышла с коллегой в коридор.
Душ в клинике принимали по расписанию. Понятия не имела, с какой периодичностью до него допускались реальные пациенты – саму Анью привели сюда впервые.
Рейнард Либлик выдал распоряжение? Имел ли он такую власть? Анья не знала, что и думать, не знала, во что теперь верить. После того, что узрела в камере…
Три дня прошло с тех пор, как Рейнард Либлик явился к ней в гости в роли «доктора Либлика», воткнул в нее иглу и довольным психом исчез с горизонтов. Больше к ней не приходил. Больше игл не втыкал…
Анья сжала кулаки. Как же она его ненавидела! За то, как подло с ней поступил. За то, что испортил Анье жизнь. Прямо сейчас портил, обесценивал все, что было «до». И другие ему помогали. В голове не укладывалось и не уложится никогда. Как такое провернул? Как одурачил людей? Кто он такой? Кем является?
Окружение сошло с ума, или же с ума сошла она сама. В какую правду следовало верить?
Поглядывая на только что прибывших, Анья прошла к одному из «шкафчиков». Раздеваться не хотела. Она вообще не хотела мыться в этом месте, на глазах у посторонних. К тому же доверия посторонние не внушали: вели себя развязно, некрасиво ухмылялись…
Женщины захохотали, да так внезапно, что Анья дернулась. Глянула через плечо: две женщины сидели на лавке, третья, крупная и рослая, похожая на гренадера, стояла перед ними. На вид неприятная: с недостающими зубами и жидкими волосами, пациентка что-то говорила. А вместе с тем, снимая с себя одежду, поглядывала на Анью. Они все на нее поглядывали. Точно поглядывали. А, быть может, Анье казалось, как и то казалось, что смеялись над ней.
Анья отвернулась. Прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Видимо, женщины были знакомы и вместе душ принимали не в первый раз. Ей тоже следовало. Она сидит в изоляторе больше недели, помыться ей необходимо. И пускай не любит общественных купален, она даже в бассейн никогда не ходила, сейчас придется.
Помедлив, Анья стала раздеваться. Сняла и сложила хлопковые брюки, стянула через голову футболку. Неловко, прикрыв груди руками, прижала к себе полотенце, а затем припустила нижнее белье.
Анья оглянулась: все три, полностью голые, женщины прошагали мимо нее и скрылись в душевой.
Анья тянула время: идти не хотелось. Вот совсем. Но и стоять здесь она не могла. А потому обернулась полотенцем и все же пошла на зов воды.
Стоило пересечь порог, как Анья ощутила неясную тревогу. И внезапную мокроту. Посмотрела под ноги – ступни потонули в воде, пропитавшей и скрывшей выданные сланцы.
Прорезая шагами не сходящую воду, Анья прошла вперед. И чем дальше она углублялась, тем гуще становился пар, который, поднимаясь от горячих источников, обволакивая со всех сторон, принимал ее в свои объятия.
