– Чертовщина.
Вздохнула, посмотрела по сторонам. Хотела подозвать скучающего охранника: тот прогуливался немного в стороне, но тут мимо Аньи прошел мужчина, с силой дернул за ручку и открыл непослушную дверь.
Анья прошла за ним, за ним же поднялась на второй этаж. Мужчина пошел на третий, тогда как Анья по белым коридорам направилась искать двести пятый кабинет.
Анья немного волновалась. Как воспримет ее доктор Бергман? Понравится ли она ему? Не отошлет ли обратно, сославшись на отсутствие у нее должного опыта? Всматриваясь в тех, кого встречала на пути, в медицинских халатах и с серьезными лицами, Анья понимала: здесь – не учеба. Она попала в эпицентр жизни и жизни отнюдь непростой. Анья оказалась в реальности тех, кто нуждался в безоговорочной помощи, и выкладываться придется по полной. Степень ответственности осознавали все: казалось, каждый, мимо проходящий, обдавал ее своим беспокойством, напряжением и заботой. Воздух был заряжен по-особому.
Кабинет отыскала быстро: отслеживая номера на створках, она дошла до середины коридора и даже столкнулась с доктором Бергманом у самых дверей.
– Вы должно быть Анья, – улыбнулся доктор, и его густые черные усы поползли наверх. – Томаш предупреждал, что вы придете. Давайте пройдемся, познакомимся.
Анья возражать не стала. Доктор Бергман вызывал интерес. Среднего роста, улыбчивый, обходительный, он производил приятное впечатление.
– Если честно, изначально я думал взять студента с кафедры клинической психологии и…кого-то постарше, – говорил доктор Бергман. – Но Томаш очень рекомендовал мне вас, уверял, что вы большой талант.
– Правда? – Анья смутилась. Профессор Андерсон, конечно, говорил ей, что у нее неординарные способности к прочтению людей, к тонкой душевной сонастройке, что она хорошо с ними ладит, понимает их. Только она не думала, что настолько неординарные. Да ну, чепуха, Анья никогда не чувствовала разницы между собой и другими студентами: они читали одни и те же книги, писали курсовые работы схожего качества. Она, например, ни разу не выступала на конференции, даже местной, университетской, тогда как Мария, ее одногруппница выступала с докладами трижды, и доклады эти по достоинству оценили мэтры психологических наук.
– И пускай напрямую вы с психиатрией не связаны… – продолжал свою речь доктор Бергман, выводя на уже знакомую лестничную площадку: он повел ее на третий этаж, – …вы все же по другой части. Но, думаю, сможете мне помочь.
– И чем же? – спросила Анья, хотя представляла примерно, чем ей предстоит заниматься.
– Пациенты бывают разные. Очень разные, особенно с психическими расстройствами. И к каждому нужен индивидуальный подход. Зачастую важнее процедур и лекарств оказывается простое человеческое участие. Но в нашем случае не совсем простое, – усмехнулся доктор. – В нашем случае участие психологическое. От вас не потребуется ничего сверхъестественного. Вам предстоит делать то, чему вас обучали в университете: тонко и ненавязчиво склонять человека к требуемым нам, но полезным для него самого действиям. Только для начала мне бы хотелось показать вам то, с чем вам предстоит столкнуться. Надеюсь, увиденное вас не испугает, и по итогу нашей беседы ваш настрой не изменится: вы примете решение остаться.
Они приближались к огромным дверям. Дойдя до них, доктор Бергман открыл перед ней одну из створок и пропустил вперед.
Она оказалась в большом стерильном зале с белыми стенами и кучей стульев. На окнах – решетки, лампы на потолке. И люди. Их немного. Они сидели ближе к центру комнаты и слушали мужчину в халате. В точь-точь таком, как на докторе Бергмане.
Люди повернули головы. Анья поежилась, ей стало грустно. Жалость затопила с головой. От вида беспомощных людей, от выражений бессмысленных лиц: у одних отрешенных, у других наивных, по-детски открытых, у третьих замкнутых, забитых, тоскливых. Но они с такой надеждой смотрели сейчас на нее, словно Анья была Дед Морозом и принесла им всем подарки.
Сглотнула.
– Проводят один из сеансов, – прокомментировал доктор Бергман. – Пойдемте, – он повел ее за собой, пересекая центр зала. – Думаю, вам не нужно ничего объяснять.
Они вышли из зала и практически сразу завернули направо. Прошли через высокие двери, аналогичные тем, что не раз проходили, – только на этих висели замки, – и остановились у стальных, наполовину остекленных. Анья до сих пор переживала увиденное.
Двери отъехали в стороны, пропуская их внутрь. Анья оказалась в коридоре. Широкий проход по центру, а по бокам с определенным шагом расположены такие же стальные двери.
– Контингент у нас содержится разный. Здесь у нас особо опасные случаи, пациенты, которые могут навредить не только себе, но и остальным: преступники, признанные невменяемыми и отправленные на принудительное лечение, «тяжелые» шизофреники. Многие из них уже прошли лечение в учреждениях со строгим режимом пребывания, теперь лечатся у нас.
Анья приметила невысокого полицейского: он примостился в сторонке. Затем собралась и пошла вперед, заглядывая в окна палат. Комнаты тесные, с минимальным количеством содержимого. Кто-то сидел на кровати и, опустив голову, разглядывал собственные ступни, кто-то на кровати лежал в неестественно изогнутой позе, кто-то стоял у окна и смотрел сквозь грубые решетки…
Анья задержалась у окошка, за которым приметила девушку, совсем еще юную, как она сама. Девушка стояла по центру комнаты и с интересом смотрела на них. Сердце Аньи съежилось, ей стало до боли девушку жаль. Только жалость продлилась недолго. В следующее мимолетное мгновение сострадание обратилось во что-то страшное и пугающее: Анья ощутила такую злость и такое… бессилие, которых не испытывала, наверно, никогда. Анья сделала шаг назад, и вовремя: девушка бросилась к окошку и заколотила по нему руками, одновременно выкрикивая что-то нечленораздельное.
Анья удивлялась самой себе, тому, как стойко отреагировала, хотя от испытанного шока и страха должна бы взобраться пауком на стену.
Анья все же поспешила от двери отойти.
– Это Кайса, – с завидным спокойствием проговорил доктор Бергман. – У нее…в общем, вы сами видите, что с ней.
Да, Анья видит.
В этот момент Анье стало не по себе. И не по причине встречи с Кайсой. Анью охватило сильное волнение, по спине пробежала дрожь: неестественная, мокрая дрожь…
Она обернулась. В не освещенной лампами комнате, на фоне пропускающего свет окна выделялся мужской силуэт. Застывший, темный силуэт. И этот силуэт, томно и медленно, стал приближаться к двери.
Мужчина был высок, при этом очень пластичен. Он шел, словно плыл, и походил на текучую реку. Он будто змея извивался под дудочку.
Он остановился у окна, при этом безотрывно смотрел на нее. Смотрел и, казалось, посмеивался. Безумный смех поселился в глазах: желтые, неестественно яркие, они блестели, будто два драгоценных камня. Волосы острижены коротко, практически выбриты, кожа, словно у метисов, красивого золотистого оттенка. И на фоне золотистой кожи особенно яркими становились все те же желтые глаза. Он и вправду походил на змею.
