Линде повезло: она оказалась единственным объектом внимания. Обычно дни рождения, пришедшиеся на общий месяц, справляли в единый день. Но только не сегодня. Удивительно, но майской Линда оказалась одна.
Закапал дождь. Еще через мгновение дождь полил, и все засуетились: начали собирать столы, уносить еду и мебель в помещение.
Поднялся сильный ветер. Со стен и деревьев срывало поздравительные плакаты, казалось, парники взлетят на воздух.
Улетела клееночная скатерть. Мужчины и женщины, подростки и дети бегали туда-обратно, желая скорее занести в дом стулья, теплые пледы и покрывала.
Грянул гром, неподалеку заблестела молния. Понабежали черные тучи, и резко потемнело. И снова молния, теперь уже ближе.
Молния ударила совсем рядом, в нескольких метрах от Аньи. Она как раз бежала с тарелкой шницеля, когда куски хрупкий черепицы беспорядочно взлетели на воздух.
Анья передала тарелку женщине и хотела бежать обратно, но оказалась перехвачена Либликом.
– Иди в дом, – велел мужчина, – здесь не безопасно.
– Я хочу помочь.
– Уже помогла. Тебя нужно беречь.
Анья разозлилась. Цинизм социопата поражал.
– Лучше позаботься о других!
– Другие для меня бесполезны. Так же, как и для общества. Ты можешь принести значительно больше пользы, и не только мне одному.
Он переходил всевозможные границы. Как такое можно говорить? Ценить одних в ущерб другим? Но сильнее злило то, что отчасти Либлик был прав. Если выбирать между инструментом, который поможет одному человеку, и инструментом, который поможет тысячам, следует спасать второй. Однако внутренние противоречия терзали. Невзирая на логику и разумность слов Либлика, Анья не желала никуда уходить.
Вырвав руки, Анья отстранилась и открыла взору ужасающую картину. Посеревший сад, буйствующий ветер, поникшая под напором стихии растительность. И люди, бегущие к дому, под клубящимся серым небом.
Бежала и Виктория.
Если бы Анью спросили, как случилось то, что случилось позже, она описала бы событие в деталях. Ударил гром, прорезалась молния, заставив вздрогнуть всех вокруг. Взметнулся в воздух кровельный шифер: лист, затем второй, и устремился в направлении бегущих. Он устремился в направлении Виктории.
Анья вскрикнула, Виктория упала, сбитая массивным куском материала.
Виктория лежала. Она не шевелилась.
Глава 15
Святая
Анья бросилась к Виктории, Либлик бросился за Аньей.
– Виктория,…– бормотала Анья, – Виктория…
Оттолкнув ее, Либлик опустился рядом с женщиной и скинул с нее материал.
– Кости целы, – озвучил Либлик, быстро ее осмотрев.
Он схватил женщину на руки и яростно крикнул:
– Сейчас же иди в помещение, пока я не бросил твою подругу и не затолкал тебя своими руками!
Анья побежала в дом, промокшая с головы до ног. Дождь лил густой лавиной.
Прибыла «скорая». Анья не находила себе места все то время, что машина до них добиралась. А добирались до приюта долго: погодные условия, пробки, загруженность? В чем причина, значение не имело. Виктория выглядела настолько бледно, что, казалось, «скорая» уже не поможет.
Викторию разместили в неотложке, Анья полезла к ней: она не могла оставить подругу одну. Либлик не мог оставить Анью. Чертыхаясь и гневаясь больше, Либлик вслед за ней полез в машину.
Виктория оказалась в реанимации в тяжелом состоянии. Из-за удара и неудачного падения пострадала голова: выявили черепно-мозговую травму, образовался отек мозга…
Анья надолго прописалась в больнице. Приезжала каждый день. Невзирая на то, что «высовываться не следует», – так беспрестанно твердил ей Либлик, – Анья высовывалась и даже ночевала на стульях в коридоре, так как в палату никого не впускали. Облегчало жизнь то, что Анью сменяли: Альма и Луиза, удивительные, уже немолодые женщины, основавшие приют. За долгие годы общения Виктория стала им близкой подругой, и из рядовой постоялицы заведения превратилась в третье лицо организации.
Либлик злился. Беспокоился, как бы их не поймали. Очевидно, в приюте он их скрывал, подобно тому, как прятал Анью и себя в психиатрической клинике. Теперь же, вне безопасных стен, перспектива быть замеченными вездесущим оком Альянса возрастала. Либлик транслировал данную истину всем своим наэлектризованным видом.
Виктория впала в кому.
Обычно первую половину дня Анья проводила в приюте, а вечерами отправлялась в больницу. Чтобы наутро рассказать постояльцам, как обстоят дела: расстроены были все. Люди подходили, справлялись о здоровье Виктории, поскольку прикипели к ней душой. А еще просили советов, затрагивали темы уже касательно собственной жизни. После памятного «сеанса», к Анье начали обращаться с вопросами личного характера, с острыми, волнующими ситуациями, в решении которых требовалась помощь. И обращения не прекращались – почему не прекращались? Ей казалось, так должно произойти. Но с каждым днем к ней подходили чаще и рассказывали как можно больше. Однажды вовсе удивили: решив собраться самостоятельно, попросили снова с ними поговорить.
Анья согласилась: как могла отказать?
Впервые в жизни Анья почувствовала себя доктором Бергманом. В прошлую свою публичную лекцию ничего подобного Анья не испытывала, хотя вещала в массы впервые, а то, что впервые – всегда волнительно и, говорят, запоминается надолго.
Анья догадывалась, почему: почему воспринимает происходящее иначе. В прошлую встречу Анья не чувствовала той ответственности, которая навалилась на нее теперь. Теперь же из приглашенного гостя Анья превратилась в ведущую, ей следовало инициировать и вести разговор. Опираясь на профессиональные знания. А тех набралось немного.
Она переживала, переживала жутко, и оттого старательно слушала, вникала в проблему, разбирала детали. Вставляла реплики, обменивалась мнением, делилась своими наблюдениями. Анья часто вспоминала тех, кого консультировала с доктором Бергманом. А самого доктора Бергмана – еще чаще. Что доктор Бергман говорил, как доктор Бергман себя вел… И вдруг поняла: Анья делала все то же самое, что делала в обыденной жизни, общаясь со знакомыми, родственниками, друзьями. Анья постоянно с этим жила: с умением слушать и слышать людей.
За первой встречей последовала вторая, третья, четвертая… Анья настолько увлеклась посиделками, что на время позабыла о своих проблемах. Перестала тревожиться о даре, что Силы нет, и как ее вернуть. Как без нее прожить? Анья не успела дивиться переменам, преобразовавшим жизнь естественным путем.
Как она жила без дара? Так и жила, как живет теперь. Только раньше время и силы уходили на поддержку животных, а сейчас – на поддержку людей.
И такая легкость пришла от понимания, такая свобода. Подобного умиротворения Анья не испытывала давно, со времен волонтерской работы. И только встречаясь взглядом с Либликом, Анья вспоминала о своем положении, Анья погружалась в спектр проблем, и эйфория сходила на нет. Анья возвращалась в бренный мир.
