– Чего ж не показать? – просипел сквозь зубы тезка короткоствольного стрелкового оружия, одарив меня порцией ненависти из-под чудом оставшихся целыми очков. – Еще свидимся, студент.
Никак в мой адрес?
– На созвоне, – брякнул я рассеянно не по эпохе, думая совершенно о другом.
Шляпу собрался показывать? Интересно…
«Глуши шляпу!» и… брызги кумулятивным веером в сторону седины, кокетливо закрашенной школьными фиолетовыми чернилами. Надо же! Часу не прошло, как вспоминал. И тут «шляпа»! Совпадение?
Агрессивный красавчик медленно удалялся к трапу, время от времени вызывающе оглядываясь в нашу сторону и сплевывая сквозь зубы. Уходя – уходи, а коль ушел – уйди красиво! Качок в этом деле оказался мастером – кода вышла на ура.
– Слышь, студент. У тебя что, девять жизней?
– А? Чего? – рассеянно переспросил я. – При чем тут…
– Говорю, ты бессмертный, что ли?
– Да-а… и не знаю даже, Василий Кравсилович. Разве что раньше… случалось. Было, знаешь ли, дело.
Он хмыкнул.
Не поверил. А зря. В иные времена… чуть раньше – реально умирал. А потом снова возвращался к жизни – минут за пятнадцать до собственной смерти. Дабы успеть мог хоть что-то да поменять в накатывающих на меня обстоятельствах предстоящей гибели. Во избежание оной.
Получается, да. Бессмертный. Был.
Сейчас уже и не настолько уверен – давно не экспериментировал.
Да и не сильно чего-то хочется… почему-то.
– А ты, часом, не укумаренный, фраерок? – прищурился громила. – Вмазался, что ли? Мутный какой-то. И резкий не по делу.
– Так и скажи: «псих с приветом», – ответил я невпопад, с ходу не сообразив в данном контексте лексического значения идиомы «вмазаться».
– Можно и так сказать.
– Нет, Вася. Я не псих и не мутный. Я расстроенный. Сильно расстроенный! И обиженный твоим братаном. Тем, который поменьше размерами. И который унес мою любимую тетрадочку.
– Че? Так ты из-за тетрадки кипешуешь?
– Ага.
– А что в ней?
– Просто лекции! – стал заводиться я. – Конспекты. Записки сумасшедшего. Какая разница? Вам они погоды не сделают. А мне… жизнь спасут!
– Во как.
– Денег дам!
Бандюга расплылся в широкой ухмылке.
– Богатый, что ли?
– Ни хрена я не богатый! Сам же сказал – студент. Просто у меня… стипендия завтра. Ленинская, блин – тридцать целковых! Знал бы Владимир Ильич, на что его наследие уйдет, в Мавзолее бы на живот перевернулся. С досады.
– Мало.
Я перевел дыхание, успокаиваясь. Как же он меня бесит!
Если сейчас, к примеру, время опять остановится, как раньше, в туалете – так надаю этому гаду по ушам, светиться начнут! Конспекты, конечно, пропадут окончательно, но распрощаюсь я с ними тоже красиво. С шиком.
– Сколько надо?
– Стоха!
– Сколько-сколько? Сто рублей? Ничего себе…
– За борзоту наценка. Не хочешь – не надо. Вали тогда отсюда!
– Я… согласен, – обреченно вздохнул я. – Твоя взяла.
– Моя всегда брала и брать будет, студент. Не вкурил еще, с кем связался?
Я представил себе, как могли бы сиять в набегающих сумерках уши размером с блюдца. Как бортовые огни у судна – слева красное, справа зеленое. М-да. С зеленью вряд ли ухо получится. Пусть тогда… будут оба красными. Как стоп-сигналы. Без изысков.
– Вкурил.
– Деньги завтра сюда принесешь. В это же время.
– Давай раньше, Вася…
– Волк тамбовский тебе «Вася»! Сказал – вечером, значит, вечером. Я вон там буду, за павильоном. Откуда ты выскочил. Понял?
– Понял.
– И чтоб без глупостей!
– Да понял я, понял.
– Свободен, фраерок.
Что деется?
Не солоно хлебавши, я развернулся да и почапал себе грустным облаком с пирса. Загнали лоха в угол, никуда и не дернешься. До чего же хваткие эти ребята-уголовнички! А чего ты еще хотел? Это их профессия – незаконным путем изымать деньги у тех, кто позволяет им это делать.
Профессион де фуа.
Думаю, как-то так.
Оглянулся украдкой. Полагаю, достаточно наизображал скорбь обиженного терпилы своей понурой спиной? Да и Пестрый уже не смотрит – явно нацелился в ресторацию пивка драболызнуть. Я качнулся чуть в сторону и мягко пропал в сумраке зарослей лавровишни на ближайшем газоне.
Стоху тебе, милейший?
Зщ-щас!
Глава 8
С огоньком
Дождь то слабел, коварно внушая подмокшим прохожим призрачную надежду на прекращение водяного беспредела, то усиливался вновь – не до состояния ливня, конечно, но тоже… приятного мало. Мне так особенно. И в первую очередь! Причина банальна: кто в моем возрасте носит с собой зонт? Причем в любую эпоху, даже если и в ноябре. Я даже портфели чураюсь носить в походах за знаниями: чистые руки – чистая совесть. Господи, ну и бред! Какой ненормальный студент это выдумал? Был бы у меня сейчас «дипломатик», пусть самый допотопный, позорный, тот, что даже без алюминиевых вставок по бокам: был бы я тогда немного суше. Хотя бы с макушки.
А так…
Черт, эта акация совсем капли не задерживает! Чего ради я под ней прячусь? Дождь ее как бы и не замечает вовсе. А меня таки – да, видит прекрасно: выцеливает мою и без того мокрую тушку даже под этим жалким укрытием. По скошенной директрисе, ибо ветер тоже – предатель рода человеческого!
И вообще… это и не акация вовсе.
Я жался к сырому стволу так и не идентифицированного мною растения на самом краю живописной площадки с клумбами, что между пафосной городской гостиницей и зданием драматического театра. Я так понял, что именно этот мини-парк Вася Кравсилович и окрестил «таблеткой». Или не он – Васю трудно заподозрить в избыточном художественном воображении. По крайней мере, раньше я этого народного каламбура не слышал. Сквер на Синопском спуске – про такой слышал, а вот… «таблетка».
Что-то в этом названии было… наркоманское.
– Слышь, студентик! Огня не найдется?
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Вообще-то я тут прячусь, на минуточку, а какой-то невзрачный мужичонка бомжеватого вида неслышно так подошел сзади и совершенно безнаказанно тронул меня за рукав.
– Какой, блин, огонь? – в сердцах зашипел я. – Тут… потоп вселенский кругом.
– Да уж. Не задалась погодка…
Да у нас тут светская беседа образовывается!
Он действительно хочет об этом поговорить? И… к слову. В какой части моего многомудрого лба написано, что я – «студентик»? Они с бандитом Васей сговорились, что ли?
