Плачь, Ван Гог. Рыдай, Эль Греко!
Ужо грядет изощреннейший «портрэт» железного монстра во всей его красе – от воздухозаборника на блоке цилиндров до самой распоследней шайбы Гровера! И ведь не судьба срисовать откуда-нибудь этот грустный натюрморт, распластав чудом добытую кальку на снятой оконной раме. Извольте сами все рассчитать, сударь. Иными словами – лично «изобресть» всю эту злобную железяку, да по заданным критериям. И чтоб «картина» была без помарочки! И толщина линий – ни на микрон в сторону. И шрифты желательно чтоб все по нормоконтролю, а это тот еще «зверь» – рискни только загнуть хвостик у какой-нибудь буквы «Д» не в ту сторону, куда положено: сразу же начнется – «не учил, не читал, не знаешь, не владеешь» и… пересдача в конце сессии! С новыми исходными.
О-о… страшный сон и мураши по коже. Размером с кулак.
А сдать эту боль нужно… в ноябре. (Рыба «бырь», помните? Та, что с щупальцами). Чтобы – вслушайтесь только в цинизм посыла – «освободить декабрь месяц для предварительных зачетов по более серьезным дисциплинам перед основной сессией в январе». Которая обещает состояться величиной аж в четыре полноценных экзамена и пять уже не предварительных, а самых что ни на есть настоящих, кусачих и смертоубийственных зачетов. Десятым номером – как раз та самая зубодробильная курсовая с чертежом дизелюхи. Которая якобы «полегче» всего остального будет.
Каково?
Беспросвет, хоть волком вой.
…Ненавижу ноябрь!
Впрочем… будучи рабом на технарских «галерах», ты этот месяц практически и не замечаешь. Ровно как и все остальное, что мешает напряженному учебному процессу – девчонок, музыку, пьянки-гулянки, для которых ты давеча уже отметил свое восемнадцатилетие и даже получил годовую отсрочку от армии.
Точно! Меня же как раз в ноябре и призовут… через год.
О, ноябрь! А что еще от тебя хорошего ожидать? Братец ты наш, одиннадцатый. «Блохин»
[1] года. Даже с армией, и то накосячил. Ждут меня где-то на армейских складах мои первые кирзачи! Пылятся, скучают. Ну… ладно, поскучайте еще годик.
– Сколько-сколько у тебя лошадей? Триста? – Вовка Микоян, вытянув шею, оценивал мои техусловия, что выдала чертежница. – Тебе повезло, друг. Знаю, где можно готовый чертеж содрать.
Мы всей группой сидим в чертильне, как шаловливое студенчество окрестило кабинет черчения, и получаем персональные приговоры – исходники для курсовой по дизелям. Можно сказать, программу развлекательных мероприятий на весь пресловутый ноябрь. Чертильня у нас на третьем этаже и окнами выходит на причал рейсовых катеров, что челноками бегают на Северную сторону и обратно.
Я, если честно, загляделся на них.
Море – восхитительно мрачное! Роковое: стылое, свинцовое, ультрадепрессионное. Как судьбинушка моя студенческая. Тучи над водой – еще мрачнее моря. Нависают над волнами, что Дамоклов меч над фаворитом тирана! Того и гляди рухнут на ни в чем не повинные кораблики, что скучают на рейде.
Под нашими технарскими окнами, ежели направо и наискосок, – виднеется брусчатка площади Нахимова и Графская пристань. Сердце города. Даже… душа, наверное. Хоть что-то в этом унылом ноябрьском мире греет и радует – красоты наши местные! Когда особо тошно – можно, взгрустнув, поглазеть на достопримечательности, за которыми иные туристы едут сюда за тридевять земель.
Ясно вам, туристы? Вы едете, а я тут живу! И учусь… в любимом техникуме. Боже, кого я обманываю?
– Нереально, – в сердцах отмахнулся я от Вовки, закончив любоваться колоннадой парадного прохода и остатками листьев на платане у причальных касс, – чертилка свое дело знает. Неоткуда содрать. Все каналы контрабанды давно перекрыты, и все совпадения чуду подобны.
Если кабинет – чертильня, понятно, как мы называем ее хозяйку.
– Твое дело, – флегматично сказал Вовка. – Я просто видел этот двигун. Своими глазами.
– В смысле двигун… Чертеж?
– Нет, блин. Автопортрет! Работы Айвазовского. Конечно, чертеж!
– Где, Вовка? Душу продам!
– Обойдусь без твоей продажной души. А видел – в Камышах. На «Югрыбе». Я там на практике ерундой страдал, в архиве. И движок этот даже описывал в отчете – ровно три сотни кобыл. Габарит у него до метра в ширину. Так же у тебя в задании?
Я зашуршал калькой.
– Ну. Верно!
– Четырехтактный, обороты полторы тысячи…
– Правильно! О боже…
– Вот видишь. Везет же… людям. И не надо тебе ничего изобретать, метнешься в архив, стащишь чертеж – и готово. Кстати, филиал архива есть тут, неподалеку. В центре почти. А вот у меня, смотри, – он перебросил на мой стол подшивку техзадания, – какая-то мелкашка. Дырчик! «Мал клоп, да вонюч». Это, скорей всего, для бота спасательного движок. Их только у военных искать… да кто ж там мне чего даст?
– Сама-сама-сама, Верунчик, лапушка! Самообслуживание.
– Сам ты… Верунчик.
– Лови!
Я, не заглядывая внутрь, метнул Вовке на доску его толстенный фолиант, где пошагово был расписан весь алгоритм рождения железного монстра – пытка на внимательность. И усидчивость. Попробуй профукать хоть один расчетный коэффициент, коим имя легион, и все труды прахом! Куда проще содрать, если чудом найден готовый прототип. Останется только отдельные параметры в пояснительной записке просчитать в обратную сторону – от результата к вилкам погрешности, где ты, якобы совершенно непреднамеренно, и выбрал нужную цифру. Короче… тоже геморрой, но не наружу, а вовнутрь, что на порядок безболезненней. Кто-то, наверное, содрогнулся…
Ну а Вовка – человечище!
– Я тебе помогу с цифрами, – заявил я великодушно. – У меня сейчас голова – что компьютер!.. В смысле… ЭВМ.
– Скажешь тоже. Нет… покажешь лучше.
– Чего покажу?
– Куда перфокарты засовываешь! Гы-гы-гы!
– Оборжаться.
– Ой, не могу! Повернись, ширинки сзади нет?
Очень смешно.
Хотя… прав Вовчик, подловил хвастуна. А так ему и надо! Голова у него как ЭВМ… это ведь все моя молодая половина отжигает! Пока старикан ворочает в голове свои мудро́ты, юность как ляпнет, так ляпнет чего-нибудь отпадное. Глаз да глаз нужен за этим отморозком. Как же все-таки тяжко уживаться двоим в одном сознании!
И тут же:
– А хочешь, песню новую покажу? – Это вырвалось у меня практически неконтролируемо. – Обалдеешь от темы!
