Опоздать – значит самолично выстрелить себе в ногу.
Мы с грохотом обрушились по центральной мраморной лестнице – снизу вверх, ломая все стереотипы законов всемирного тяготения. Успели на гране фола: Штопора настигли и обогнали уже на подходах к аудитории – не считается, мы первые! Вовка и Ромчик ввалились внутрь, чуть не снеся могучими плечами хлипкую дверную коробку. Тут же бесследно растворились среди прайда местной студенческой фауны, вольготно расположившегося в ареале своего обитания.
Я же на свою беду вдруг затормозил и изумленно замер у самого порога, смотрясь, наверное, со стороны неумолимо приближающегося преподавателя парализованным сурикатом, разве что нестандартно крупных размеров.
Штопор, энергично работая лопатками, технично обошел меня за метр до финиша, скользнул мертвым взглядом по моей обреченной фигуре и пропал в квадрате света. Мечтал там уже, наверное, как вонзит сейчас в опоздавшую жертву свои ядовитые вундеркиндовские жвалы. Паучище!
Допуски, блин, и посадки.
Вот и не вписался я в допуск и поэтому совершил аварийную посадку – безнадежно прикипел к полу, беспомощно хлопая глазами в сторону гражданина, который у противоположной стены коридора с интересом разглядывал на стенде изображение огромного подшипника качения. В разрезе четвертью.
Картина, что называется… «И снова Анискин».
Ремейк.
Как он меня нашел?
Глава 11
Друзья-козлы
Еще оставался призрачный шанс безнаказанно вернуться в аудиторию.
Последний. Один на тысячу. Говорят – повинную голову меч не сечет. По крайней мере, не сразу и не насмерть. Дольками. Колечками. Максимум – схлопочу от Штопора жирную «пару» за демонстративную борзость. Эту беду еще как-то можно пережить…
Только всем известно, какими «души прекрасными порывами» да вящими намерениями благости вымощена дорога в геенну огненную. И… «каждый сам для себя прекрасный дьявол». Ведь так, Сонечка?
Особенно когда кругом такие вот искушения:
– Конспект свой хочешь вернуть?
Так.
С хрустом откинуты с лопаток крылья ангельские. Аки хвост у ящерицы. Прощай, Штопор. Или… до завтра, дорогой мой преподаватель информатики. Сутки для приговоренного к казни – это же огромный срок!
– Допустим, – сказал я чуть просевшим голосом, стараясь сильно не выдавать собственных эмоций. – Вообще-то там аж шесть конспектов в одной тетрадке… Ты как меня нашел?
– Пойдем. По дороге расскажу.
Мы степенно спустились на первый этаж, хотя мне страшно хотелось прыгать вниз через три ступени. А то и через четыре…
И это при наличии в голове пятидесятилетних высокосознательных мозгов!
Вышли на площадь.
Синхронно поежились. Проклятый ноябрь. Холодно! С моря мощно тянуло сырой промозглостью, а я, как на грех, сегодня без головного убора, если так можно обозвать некий аксессуар, призванный греть мое натруженное чело с недавнего времени.
Дело в том, что я по возможности всячески избегаю носить на голове белесый «петушок» мерзкого вида, который по этим временам считается жутко модным прикидом. Особенно если надеть его вместе с шарфиком такого же мерзотного цвета и дутыми «алясками», в которых ногам почти всегда сыро из-за чрезмерной герметичности этой модной конструкции. Такой молодежно-экстравагантный ансамбль составлен персонально для меня моей девушкой Викой, которая в качестве поддержки, и дабы я не ныл, одевается точно так же. Унисекс, стало быть: два чуда в «петушках» и шарфиках на тонких джинсовых ножках, обутых в гипертрофированно раздутую обувь. У меня – ультрамаринового оттенка, у нее – цвета блошиного брюшка. Это чтоб понятно было, кто мальчик тут, а кто девочка.
Мальчик – в голубых сапожках и с «петушком» на голове! Кто не понял.
Впрочем, общество пока не сильно испорчено уголовными миазмами – негативных ассоциаций по поводу «петушка», как правило, ни у кого не возникает. Тем не менее, если к вечеру я не планирую встречаться с любимой, – предпочитаю все же более традиционные одежды: кроссовки, джинсы и пушистую вельветовую курточку. Голова – пустая. В обоих смыслах этого слова.
Хотя именно сейчас в «петушке» было бы веселее.
Тоже – в обоих смыслах.
– Ну что, расскажешь чего-нибудь? – буркнул я на ходу, продолжая вздрагивать от холода всем телом, как конь по росе. – Где тетрадь?
– У Кролика, – односложно ответил Аниськин.
– А-афигеть! Как я сам не догадался? Конечно же! Всемирно известный пушной зверек, который любит воровать чужие конспекты. У какого, блин, Кролика?
– Есть такой нарик. На Частника живет, у Шестого бастиона.
– А… откуда ты…
– От верблюда!
Я прибавил шаг. Аниськин хоть и мелкий, а коленями при ходьбе работает, как дизель шатунами, – только в воздухе мелькают.
– А можно подетальнее?
– Ты сам его вчера описал. Мелкий наркоман из гальюна! Как раз – детальнее некуда. Мне осталось только в тех краях к знакомым мужикам заглянуть да поинтересоваться нариками с района. Их не так уже и много оказалось. По приметам совпало.
– Что за мужики? Менты, что ли?..
Аниськин поморщился.
– …в смысле… милиционеры?
– У тебя откуда такие задвиги по фене? Давно уже замечаю.
– Да уж… полдня всего знакомы, а он уже замечает.
– Мне и полчаса хватит.
– Говорю же – ментяра!
– Хорош! Не смешно уже. И… да. Наводку дал местный участковый. Фамилию назвать?
– Обойдусь.
– А я бы и не назвал.
Душа-человек!
Почему все менты такие злые?
А! Профдеформация: изувеченная психика, мальчики кровавые в глазах, друзья… козлы. Думаю, хорошо, что это все я вслух не произнес. Зачем травмировать тонкую ментовскую душу? И… мой собственный затылок.
– А меня как нашел? – не давали мне покоя лавры доктора Ватсона. – Раскроешь свой дедуктивный метод?
– Тоже мне секрет. У вас в вестибюле расписание висит – по группам и кабинетам.
– А техникум, техникум как вычислил? Группу?
– Да ты сам вчера на «студента» отзывался. А по возрасту – восьмиклассник. Значит – или технарь, или фазан, пэтэушник. Для фазана лицо больно умное. Получается…
– И на том спасибо.
– Ага. Ешь. Получается… техникум. Основных у нас два, ближайший – судостроительный. Строительный сильно дальше, а студент – зверек ленивый, далеко ходить не любит. Ну а по группе… Ты вчера по конспектам убивался. Обмолвился, что типа курс выпускной, железку какую-то чертить надо. Понятно, что механик. Выпускных всего две группы на потоке: М-411 и М-421. У одной – физо на «Чайке», у другой – «Посадки» какие-то в двадцать пятой аудитории. «Двадцать» – значит второй этаж. Я туда и поднялся. А там ты… бегаешь наперегонки с каким-то очкариком. Кого сажать собрались, «посадки»? И на какой срок?
