– А в чем подвох?
– Да в том, что за полгода ты уже привыкаешь к этой кормушке, хвалишь ее на всех углах, привлекая тем самым новых вкладчиков-доноров, и у тебя уже нет ни капли сомнений в твоем собственном правильном выборе. Ведь временем же проверено! На практике, так сказать. Вот же они, живые деньги – жгут ляжку и требуют следующих движений. И ты берешь и кладешь в контору вторую тысячу, а потом еще, и еще… Ты ведь самый хитрый!
– Так подвох-то в чем?
– Да-да, я помню. Подвох в том, что как-нибудь приходишь ты в контору на Большую Морскую за положенным червонцем, а то и тремя, а тебе их никто почему-то не выдает! А вместо вывески «Честная пирамида» там висит, скажем, «Бакалея». Или «Пиво, воды». Или даже… «Сдается в аренду».
– Так не бывает.
– Будет! Поверь. Конторы нет, а у тебя у них на вкладе – три тысячи кровных рубликов. Из которых лично твоя – лишь одна. И на кармане – последняя стоха, так как весь свободный нал ты каждый день норовил вложить «в дело». Ты же… бизнесмен, твою мать. Манагер продвинутый. Воротила финансовый, достающий легкие деньги из воздуха, как мохнатого кролика из цилиндра, что тот фокусник! Ты представляешь, насколько приподнялась контора «Честная пирамида», скажем, с пяти сотен вкладчиков? А с тысячи? А с десяти тысяч?!
– Чего-то я не все твои слова понимаю. Нал, манагер, контора поднялась…
– А и не надо! Бизнесменам думать вредно. Им нужно только… волосы рвать из всех мест, включая труднодоступные, да сокрушаться, какие нехорошие эти люди – жулики. И ведь себя винить эти «бизнесмены» будут в самую последнюю очередь! Кто признается в собственной жадности и тупости? Даже если и самому себе…
– Ты чего завелся-то?
– Ничего! А знаешь, что самое прикольное? То, что в конторе «Честная пирамида» на самом видном месте с самого начала висел плакат: «Мы вас обманем рано или поздно. Но пока это «поздно» не наступило, мы будем честно платить вам по проценту в день!» И если это кого-то и напугало, то только на пару дней. В течение которых твои конкуренты получили по два халявных червонца. А то и больше. Как же это трудно вытерпеть! Просто невыносимо. На третий день ты как миленький побежишь вкладывать свою тысячу! А через три месяца, если не раньше – вторую. Остановиться практически невозможно. Про золотую лихорадку в Штатах слышал?
– Слышал.
– Что-то очень похожее. И знаешь, будут те, кто даже реально отобьет свои деньги и поднимется. Самые первые, если азарт не сломает. Один-два на сотню. И то… лишь те, кто смог остановиться вовремя. А как тут остановишься, если товарищ продолжает увеличивать вклад и получает уже вдвое больше, чем ты? Втрое. Вчетверо. Ведь это… очень больно осознавать. Ничто так не печалит глаз, как успехи товарища.
– У нас это не так…
– У вас врут. И всегда врали. Тебе ли, участковому, этого не знать? Ведь мы ж не в фильме про Анискина? За кумачовым фантиком – все те же хищные пасти, что и за бугром. К чести нашей любимой страны – все же на порядок меньше, но… они есть. И скоро их будет все больше и больше. Развалят Союз, что их суть звериную сдерживал, и увеличение пойдет в геометрической прогрессии. Достаточно будет только откинуть привитую с детства иллюзию добра и справедливости, надежду на честное общество всенародной любви и братства, которое все мы тщетно стремились построить…
– Не смогли значит… все же построить?
– Нет.
– Жаль.
– А мне-то как!
Аниськин помолчал, вращая в пальцах пачку «Беломора». Видимо, курить хотел. Очень. В кондитерской нельзя. Пока нельзя… по этим временам.
– Знаешь что?
– Что?
– Сволочи вы… все там в будущем!
– А то.
– И уроды моральные.
– М-да… Даже спорить не буду.
– Нелюди.
Как тут возразить? Прав Аниськин.
Вот так, собственно, и поговорили.
Глава 15
Рыбочайкоморская тема
В техникум, несмотря ни на что, я все же сегодня попал.
Правда, занятия уже закончились минут пятнадцать назад, и народ медленно расползался по домам и общагам. Около самого входа в стайке разношерстных поклонниц сочился харизмой неотразимый Ромик Некрасов. Рядом неподалеку скучал Вовка, уныло откусывая время от времени маленькие кусочки от пирожка какой-то тревожной колбообразной формы. Заметив меня, он вяло махнул рукой.
Я подошел.
– Будешь?
От странного коричневого цилиндра явно попахивало рыбой. Не тухлой, конечно, но… после кофейни, знаете ли, сильно контрастировало.
– Не хочу. Эклеров объелся.
Вовка прищурился.
– Ограбил кого?
– Угостили.
– Женщина? Эх, скользкая дорожка, Витек!
– Мужчина.
– Познакомишь? С хорошими людьми и дружить приятно.
– Посмотрим на твое поведение…
– Кто бы говорил! – Вовка чуть не поперхнулся рыбной начинкой. – Штопор двадцать минут нам рассказывал, как плохо живется группе, где старостой числится безответственный и недисциплинированный человек!
– А я с ним даже согласен. Прав преподаватель! Всем бы вам… поучиться ответственности.
– Кстати, о ней са́мой. Там тебя ждут, между прочим.
Почему я начинаю волноваться?
– И кто?
– Заходи, увидишь. Мимо пройти не получится. Не даст.
Я вздохнул с облегчением. Наверняка Сашка План.
– Вовка, не жрал бы ты эту дрянь… цилиндрическую! Схлопочешь синдром раздраженного кишечника, будешь потом гадить где попало.
– Самому не нравится, – вздохнул друг. – Так ведь всего десять копеек! У меня богатых знакомых не водится, между прочим. Ты разве что когда-нибудь богатым станешь.
Ага! Если самолично открою контору «Честная пирамида» на Большой Морской и буду грести бабло лопатой. Только… кто бы мне разрешил это сделать в данную эпоху? Впрочем, Вовке я ничего говорить не стал – хватит для меня на сегодня и одного ученика по политэкономии.
– После дождичка… – бросил я, уходя.
– Сегодня четверг, кстати, – донеслось в спину. – Дай миллиончик! Ну дай!
– Бог подаст. – Я отсек от себя неугомонного Вовку тяжелой входной дверью.
В вестибюле у актового зала тосковал Шура Егорочкин. Я же говорил?
Мой верный Санчо!
Не повезло тебе с Дон Кихотом – жутко безответственный тип. Хотя… даже хорошо, что у меня есть свой преданный оруженосец. Курсовую когда-нибудь надо же делать?
– Эй, Караваев! – Сашка засек цель и тут же напустил на себя грубоватой независимости. – Работать будем? Или снова балду гонять начнешь? Штопор сегодня, между прочим…
