Непривычно высокие потолки в квартире. Это первое, что бросается в глаза после родной хрущевки. Второе – давненько здесь не было ремонта, впору уже и о капитальном подумать. В целом чистенько, конечно, но… неуютно. Как-будто… тут давно никто не живет. А Аниськин? Он – призрак, что ли?
У одной из стен я замер в недоумении.
Это еще что за кракозябра? Что за прибор?
Где-то на двухметровой высоте на стенке тихо потрескивал странный выпуклый треугольник, развернутый углом вниз. У каждой вершины – по палочке параллельно стене: узкие черные пластинки из жести, одним концом прикрепленные к коробке по углам. Та, что внизу – равномерно вращается по окружности. Две сверху – произвольно торчат в разные стороны. Трещат, надо думать, шестеренки и звездочки внутри, посредством которых и крутится нижняя палочка. Ровненько так крутится, уверенно!
Я недоуменно посмотрел на Аниськина.
– А, это? – Он как-то застенчиво пожал плечами. – Это Машка придумала. Понял что?
– Не понял, – заверил я его искренно, – даже и близко не догадываюсь.
– Часы.
– Ну-у… все равно не понял.
– Снизу крутится секундная стрелка. Слева – часовая, справа минутная. В обычных часах они все из одного центра, а Машка разнесла их по углам. Три будильника раскурочила для этого. А мама… помогала.
– А как время определять-то? Циферблата же нет!
– А так и определять. На глаз. Тут просто навык нужен. И привычка. Машка всегда хохотала, когда я… промахивался. А сама так – с полувзгляда…
– Немножко… странновато это.
– Зато оригинально. Художественная фантазия, как она говорила.
– Это называется… инсталляция.
– Где называется? В будущем?
– Ну… да. Там…Часовая в районе часа, ага, минутная… двадцать минут второго?
– Вот видишь? Не так уж и сложно…
И отвернулся, растирая пальцем угол глаза. Соринка, наверное.
Дочка у него – маленький гений. Была. Надо же – додуматься до такого! И исполнить еще. Тут золотые руки нужны. Маленький… мертвый гений. Царство ей небесное. Не повезло ей жить на этой Земле бок о бок с гнусными упырями, зарабатывающими деньги на человеческих слабостях и пороках.
Всем нам не повезло.
– Послушай, Аниськин. – Сейчас я был серьезен как никогда. – А что ты сделаешь, когда найдешь этого… Трафарета?
Он очень выразительно на меня посмотрел. Долго.
Я вздохнул и отвел взгляд. Видимо, вопрос был риторическим.
– Знаешь что? Вот после этого… после этих часов… Как же тебе сказать-то? – У меня что-то бушевало внутри и соленым комком подкатывало к горлу. – Короче… Рассчитывай на меня. Во всем. То есть… абсолютно. В любое время…
– Да… понял я, понял, – бросил он сухо, снова отворачиваясь. – Спасибо. Что там твой наркоша возится? Жрать уже охота…
Сашка План вызвался пожарить яичницу с салом, как его в деревне учили: с луком, помидорами и чесноком. Теперь гремел посудой где-то на кухне. На удивление, у бомжеватого Аниськина в холодильнике оказались все заказанные Сашкой ингредиенты. Его быт вообще оставлял ощущение добротности. Правда… слегка косолапой. Мужиковатой. Без шарма женской изюминки. Впрочем, откуда ей здесь взяться?
Вышли на балкон – Аниськину покурить приспичило.
А вот это красиво!
Шикарный вид на Одесскую балку: обезглавленный, хоть и любовно выкрашенный белой известкой Покровский собор, высокие окна моей бывшей школы за его вычурными стенами. Вдали на холме – одинокая девятиэтажка Первой городской больницы, серая и мрачная, правее – башня с колоннами ее главного старого корпуса. Видны мачты стадиона «Чайка», самый лучший вид на футбольное поле – из окон больничной девятиэтажки. Когда она строилась – даже на стадион ходить было не обязательно: не только мы, пацаны, но и многие взрослые мужики табором раскидывались на строящейся крыше, дабы с высоты птичьего полета полюбоваться на футбольные баталии. Под пивко. За стадионом – гостиница «Крым», с которой меня многое связывает. Даже виден уголок моего дома на Батумской – наша пятиэтажная хрущевка расположена так, что ее видно практически отовсюду. Даже с Северной стороны, где проживают Вовка с Ромиком. Встают такие по утрам, берут бинокль и выглядывают – откушал ли кофия их друг или нежится еще в постельке…
– Здорово у тебя, – восхищенно сказал я. – Жил бы тут на балконе.
Аниськин отмахнулся.
– Все вспомнил, что вчера было?
– Ага.
– Давай рассказывай.
Стал рассказывать.
С третьего раза, но все же Сашка затащил нас на кухню, где с аппетитом слопали его деревенскую яичницу. Неплохо она у него получилась. Маловато, правда: просто яйца все закончились в доме.
Тогда хлебнули чайку с баранками. Молча.
Затем уселись в комнате – мы на кресла, Сашка за письменный стол – и продолжили внимательно слушать мои мемуары, прерываемые время от времени глупыми вопросами Аниськина.
– Когда шел по кораблю от вахтенного до кока – видел кого-нибудь еще?
– Не по кораблю, а по судну, – проворчал я. – В коридоре кто-то мельтешил. Метрах в десяти сбоку у главного трапа. Краем глаза движение заметил, но когда повернулся – никого уже не было. Из команды кто-то пробегал, видимо.
– Не надо догадок. То, что «видимо», – я и сам додумаю, без дилетантов.
Фу ты, ну ты!
– А в зале через окна, что в сторону полубака, – я мстительно посмотрел на Аниськина, уверенный что термин «полубак» ему мало знаком, – видны были еще фигуры на открытом мостике. Спиной к нам. Тоже в серой форме, матросики.
– Долго там стояли?
– Вроде да. В конце разговора я даже не посмотрел. Я за барменом следил, за его эмоциональными подергиваниями в пространстве. Не нравился ему очень разговор наш – к гадалке не ходи.
– Да-да, ты рассказывал уже.
Аниськин задумался.
– А Пистолет пьяный был? – вдруг легкомысленно встрял в разговор Сашка, что-то рисуя за письменным столом карандашом на клочке бумаге. – Просто… пьяные, ведь они более неадекватные? Ведь так же?
– Кто-кто был пьяный? – нахмурился Аниськин.
– Да Пистолет же! – дернул плечом Сашка, не отрываясь от своей мазни. – Я ж говорил.
Мы медленно развернулись в его сторону.
Потом так же медленно повернулись и посмотрели друг на друга. Не сговариваясь дружно встали, подошли к столу, где сидевший к нам спиной Шурик ни о чем таком плохом даже и не подозревал, деловито ухватили Сашку под локти и чуть ли не в воздухе потащили к дивану.
– Эй-эй-эй! Вы чего? Чего вы хватаетесь? Ай! Да больно же…
Не церемонясь особо, плюхнули его на сиденье и сели рядом по бокам, придерживая каждый со своей стороны его за плечи. А потом, снова не сговариваясь, почти синхронно тряхнули его так, что у Сашки голова дернулась с риском перелома шейных позвонков.
