– Есть у меня… голова. И меня вообще не тянет. А когда вмазался… не очень-то и понравилось. Как иголками изнутри по всему телу… а потом – «вертолет», как от водяры. Только… сильнее. Намного. И… необычно как-то. Светло, резко все кругом, сам легкий, чувствуешь, как силы прибавилось. А потом – в сон. Фигня, короче…
– Попробовал – и хватит!
– Хорошо, папочка.
– Да пошел ты! Долбодятел хренов.
– Сам ты…
– Хорош! – вмешался Аниськин. – Узнай мне… про Трафарета. Спроси напрямую у вашего Феди. И Сову мне определи, как звать, где живет и где вообще ее можно перехватить. Слышишь?
– Ладно. Я сегодня туда и закинусь. Можно, папочка?
– Можно, деточка. А будешь колоться, маленький, так коли себе сразу в задницу.
– Хватит, я сказал! – повысил голос Аниськин. – В коридоре телефон на тумбочке, снизу на нем бумажка с номером. Сходите, запишите себе.
– Уже… когда матери звонил.
– А раз уже… валите-ка вы все по домам. Студенты.
– На созвоне!
Спиной чувствую, как у него вытянулась физиономия.
Привыкай, дядя, к новым словам!
Глава 26
Сам погибай…
Героем утра наступившего понедельника был Вова Микоян.
Потому что у него с левой стороны лица под глазом, где-то на треть щеки, красовался огромнейший синяк. Лиловый! В довесок на лбу с той же стороны я заметил небольшую ссадину, а в уголке рта – свежий надрыв. Комплексная обработка!
– Не я это! – всполошился Ромка в ответ на мой негодующий взгляд. – Мы вообще не вместе на катере ехали. Вовка в городе остался.
– Рассказывай! – потребовал я у Микояна. – От и до.
Он зыркнул на меня исподлобья и снова стал возиться со своим басом – струну менял.
– Не скажет, – покачал головой Роман. – Я Вовку знаю. Гордый. Ка-ак горный орел. Вах!
– Не смешно, – буркнул Вовка. – Это мои дела.
– Это наши дела, – рассудительно заявил Андрюха Лысенко, по обыкновению барабаня у себя на коленях палочками. – Один за всех, значит, все на одного. Взяли отметелили самого безобидного. Надо наказывать!
– Кто это самый безобидный?
– Ты, Вова, ты!
Он из нашей четверки действительно – главный пацифист. Ромка – здоровый качок, к такому и задираться страшно. Андрюха – ловкий и резкий, как демон. Барабанщик же! А я… я живу долго. Когда квартет попадает в замес на какой-нибудь особо буйной свадьбе – мы всегда в состоянии за себя постоять. Главное – Вовку к раздаче не подпускать, а то соберет один все пряники в свое лукошко, никому другому и не достанется.
– Сами вы…
– Может, мы и «сами», но твой синяк – наш позор. Надо рассказать, Вова.
– Он Сонечку вчера провожал, – сдал друга Роман. – Они встречались тут, за площадью, где мы в прошлом году памятный знак на день города открывали. Помните? А лично Вова тогда орден подкрашивал на стенке порта. Он любит… ордена!
– Следил за мной? – вскинулся Микоян, сжав кулаки. – Дать бы тебе… в глаз, Рома.
– Повадился. Тебе уже дали, – бесстрастно заявил наш «деликатный» Рома. – Как теперь к любимой пойдешь? С повязкой? Вова Кутузов.
– Ромка! Кончай друга доводить. Ему и так плохо. А где Сонечка живет, кто знает?
– Я знаю! – сказал Андрюха, находясь в легком экстазе от одного ему слышного боя по коленным чашечкам. – На Ефремова. Недалеко от пляжа Песочный.
– Кто тебя просил? – снова взвился Вовка. – Я сам разберусь.
– Мы просто один раз вместе ее провожали. – Андрюха невозмутимо продолжал обстукивать себя палочками, прикрыв глаза от удовольствия. – В сентябре еще. Потом Вова на следующий день сказал мне «отвали». Я и отвалил.
– За Сонечку огреб? Да, Вовик?
– Я сам… Что вам всем надо от меня?
– Ничего не надо. А что «сам»? Об косяк «сам» ударился? Да?
– Об косяк!
– Так давай мы с эти косяком и поговорим. Ведь по-хорошему же хотим. Мирно. Пусть согласится прилюдно, что людей бить нельзя, мы и отвяжемся. Отвалим, как ты в сентябре выражался. Да, Андрюха?
– А то! Наваляем ему по первое число и отвалим.
– И это тоже. Так что, Вова?
Вова вздохнул горько, еще немножко поломался, но… все же выдал свою новеллу.
Все как на духу.
Сонечку вчера около подъезда ее дома ждал какой-то хмырь. Довольно-таки взрослый. И… большой, по Вовкиным словам. С тем хмырем – еще двое чуть поодаль. Поменьше размерами.
Большой хмырь, заметив парочку, не спеша перегородил собой вход в подъезд. Потом рекомендовал Вовке мотать до хазы к мамке, так как у дяди есть свой базар к этой молодой и красивой шмаре и левые пассажиры ему сегодня не в пистон.
Вова хоть и не все рекомендации понял с ходу на слух, но текст почему-то очень хорошо запомнил – все до последнего слова. И в целом содержание текста ему мало понравилось. Особенно огорчило его слово «шмара», хоть оно и сопровождалось достаточно благовидными прилагательными.
Об этих своих грустных впечатлениях Вова и рассказал хмырю, стараясь не сильно раздражать «большого» чрезмерно резкими интонациями. Даже голос не повысил, видит бог!
Но хмырь не внял.
Прошел сквозь Вову, словно его не заметив, ухватил Сонечку за локоток, да и уволок ее аки злой паук в темный уголок. В подъезд в смысле. А Вове, чуть только он дернулся вслед, тут же наваляли нукеры «большого», которые очень своевременно подоспели к месту нечаянного выяснения отношений. Больше Сонечку Вова не видел. А что делал с ней там, в подъезде, мерзкий хмырь – даже представить боится.
Теперь Сонечка по телефону не отвечает. Не подходит.
Родители, да – трубку берут. Только врут, что Сонечки нет дома. А она дома! Вовка знает. Скорей всего, она знать не желает мужчину, который не в состоянии защитить ее от хулиганов. Вай ме!
– Едем! – деловито отложил в сторону свои палочки Андрюха-барабанщик. – Прямо сейчас.
– Сейчас она на работе. – Голос Вовки предательски дрогнул. – Смена до четырех.
– Отлично! У нас пары почти до двух. После занятий и поедем. Подождем ее у дома, погуляем, оглядимся, а ты лично сходишь к девушке по адресу и расставишь все точки над «и».
На том и порешили.
За друзей нужно заступаться. И не потому, что, случись чего, – можно от них требовать ответных услуг. Это примитив. Бережное отношение к другу – это из области генетических особенностей той или иной нации. Скажем, в иных краях принято друзей… жрать. Буквально, ртом. Посыпав солью и сдобрив специями. Из чувства, так сказать, глубокого уважения к другу. Поэтому, скорей всего, там большая напряженка с друзьями. В других краях друга не грех и кинуть. В смысле – обмануть или подставить. Но это только тогда, когда в этой непростой операции реально усматривается конкретная прибыль. Скажем, процентов в двести. Если ниже – уже… аморально, знаете ли. Друг все-таки. А есть места, где ты настолько сближаешься со своим другом – однополым, нужно подчеркнуть – что он порой заменяет тебе даже сексуального партнера! Да-да. Именно так. Как бы это ни бредово звучало сейчас… в 1984 году. Функция «кидалово» к такому другу тоже подойдет неплохо. Есть только риск, что тебе морду… нет, не набьют. Маникюром поцарапают…
