Сейчас-то это очевидно. Не то что… при первой встрече.
Сейчас стало окончательно ясно: Пестров так или иначе связан с Трафаретом – тут ошибки быть не может. Это раз. Похоже, мы все-таки видели Трафарета на «таблетке»: тип в плаще и лакированных штиблетах – это он. И это – два. Лица он нам, правда, не показал. Но это дело наживное. Покажет. И третье: менты из опорника, а там, как мы намедни узнали, у Аниськина есть корешок, так вот эти менты с корешком – по-всякому знакомы с Василием Кравсиловичем. И получше, чем я: помню их задушевный базар за родителей. Может, даже и адресок подкинут, если хорошо попросить!
А? Классно я придумал?
Поэтому… да, надо было Аниськину рассказать про Пестрого раньше. Моя вина – прав напарник. Но ведь поезд-то еще не ушел? Ничего ведь не утеряно безвозвратно?
Ситуация у нас под контролем… я надеюсь.
Поэтому… как там звали Аниськинова дружка? Мотя? Матвей?
– Слышь, Аниськин. Мне кажется, надо бы…
– Не сейчас!
Опять он мне рот затыкает.
Я уже говорил, что просто тащусь от своего нечаянного напарника? От его прекрасных деловых и душевных качеств. А какой он чуткий и деликатный! Дух порой захватывает.
И профи – редко встретишь!
Собран, деловит и… агрессивен – а как же? Мы ведь на «акцию» вышли! Грядет сложнейшая операция по… открыванию мною полустеклянной двери в здании художественной школы, проникновению внутрь объекта под прицелом, надо думать, десятка крупнокалиберных пулеметов и экстренная легализация моего подозрительного тела в высококультурной среде городской богемы от искусства. Это вообще – на грани возможного! Как же тут не поизображать Джеймса Бонда и не порычать на своего товарища на подходе к этой Фортификации всемирного зла?
А я, между прочим, для этого бездушного человека прогулял третью пару! На которой сейчас в моей родной группе – лабораторная по электротехнике. Опять придется какую-нибудь фантастику придумывать для отмазки…
– Пошел!
– Сам ты… пошел! – огрызнулся я и… открыл вожделенную дверь в оазис графической культуры.
Странно. Почему-то никто не стреляет. Надо же, как легко получилось!
Первый на объекте.
Второй, надо сказать, сейчас пойдет по своим старым связям и присоединится ко мне чуть позже, раздобыв какие-нибудь фиктивные полномочия: или следователем представится, или экспертом-криминалистом – в зависимости от того… где его не пошлют подальше старые друзья-товарищи.
Ну, что у нас тут?
Рисунки на стенах – масло, акварель, гуашь; на ажурных подставках – скульптуры из пластилина: балерина, рыбак, фигурка, похожая на сталевара, судя по длинной палке и характерным очкам на шлеме, красноармеец на лошади, похожей на толстого оленя, матрос с автоматом в тельняшке, аккуратно набранной из пластилиновых полосок. Еще много всего разного…
– Интересуетесь, молодой человек? – вежливая дама в строгом темно-синем платье с белым кружевным воротничком.
Почему для меня так знакомо это прозвучало?
Совсем недавно кто-то задавал мне абсолютно такой же вопрос. Не помню уже кто…
– Да… собственно, я уже все это видел. Так-то, конечно, интересуюсь, но… немного другим.
– Чем же, если не секрет?
– Скорее «кем». Одним преподавателем.
– У нас очень хорошие учителя. Кто вас интересует?
– Видите ли… простите, как вас зовут?
– Ирина Васильевна. Директор школы.
– А я – Виктор Караваев. Очень приятно.
– Взаимно. Слушаю вас, Виктор.
– История такая необычная приключилась, – начал я озвучивать одну из наших домашних заготовочек, – сестра у меня тут училась, двоюродная. Недолго совсем – где-то с месяц и… было это около двух лет назад. Этим летом она уехала поступать в Строгановку, поступила, учится.
– Замечательный вуз. Мои поздравления.
– Да-да, спасибо. У нее сейчас там проект интересный в учебе образовался, я толком не понял, но что-то связанное с вензельной графикой…
Женщина вежливо улыбнулась.
– Курс называется «Вензеля и монограммы».
– Да, точно! Но ее проект – сложнее. Она работает над вариантом изображения вензелей, монограмм… трафаретом.
– Странное увлечение. Впрочем… А что нужно от нашей школы?
– А сестра, когда училась, слышала, как один из ваших преподавателей… по изографии… что-то подобное и рассказывал своим ученикам. Вот только, к сожалению, она не помнит, кто именно. Написала мне, просила заглянуть к вам и навести справки. Скажите, есть такая возможность?
Заметно было, что женщина слегка озадачена. Будь она… заведующей продскладом – банально бы послала меня ко всем чертям, если не подальше. Но тут… «культур-мультур», «прачечная»… со всеми вытекающими.
– Вы говорите: «один из преподавателей»… – это мужчина?
– Да.
– Но у нас нет в штате мужчин!
– А… раньше были?
– Мм… возможно. Навскидку я не помню. Кадровые вопросы у нас решаются в гороно. Это в горисполкоме, на Ленина.
– Да. Я знаю, где горисполком.
Приплыли.
А я с самого начала не верил в эту ерунду с художественной школой. Вариант с непосредственной разработкой Пестрого выглядит гораздо предпочтительней.
– Хотя… вы знаете, кажется, я поняла, о ком речь.
Я насторожился.
– Да-да.
– У нас же много внештатников: профессиональные художники, изографы, декораторы, фотографы. Прочитают по два-три урока по нашей просьбе и возвращаются к своей прежней работе.
– А такое и два года назад было?
– Конечно.
– А… где бы узнать – кто был у вас в то время из мужчин?
Женщина задумалась.
– А вам это очень нужно?
– Вопрос жизни и смерти!
И я не врал.
– Вы можете через два дня заглянуть? У нас есть сотрудница, которая ведет соответствующие журналы, но она сейчас на больничном. Появится – я уточню.
– Сделайте, пожалуйста, одолжение.
– Хорошо.
– С моей сестры – копия ее первой курсовой: вид на Южную бухту с Исторического бульвара. В карандаше. Вам на выставку в вестибюле. Она ведь тоже – ваша ученица!
– Очень хорошее предложение.
– Так мы рассчитываем на вас?
– Да-да, я же сказала.
– Приятно было познакомиться.
– Всего хорошего, Виктор.
– До свидания.
Уф…
Что-то отвык я от галантных манер. Общаешься в последнее время черт знает с кем…
