– Я же говорил, не расслышал тогда. Может, и Соней. Соня, Сова – почему бы и нет? Совпадает вроде…
– Нет, мне точно надо! А ты вычислял, где она живет, работает. Тебя ж Аниськин просил в прошлую субботу, помнишь?
– Да я ее только раз и видел. И то – на бегу. В воскресенье, кажется. Торопилась куда-то, даже дозой не закинулась.
– А здесь, здесь – в технаре – ты ее ни разу не видел?
Вокруг зашушукали и зашикали.
– Караваев! А вам не интересно?
Да-да. Кефир меня знает по фамилии. Причем с первого курса. После гибели одного из наших преподавателей на бетонных блоках городского волнолома вместе ползали по камням в поисках тела.
– Мне очень интересно, Виктор Петрович, – привстал я в кресле. – Продолжайте, пожалуйста.
– Спасибо, что позволили, Виктор Анатольевич!
– Ах да… простите за шум.
– Принимается.
И пошел дальше громить пьянство и алкоголизм на просторах советского государства.
Мочит алкоголиков, а тут под боком – наркоманы подрастающие! Ну да… я помню: «В Советской стране наркомании нет!»
На нет и суда нет.
Сашка наклонился ко мне, делая вид, что потягивается. Зевнул даже для убедительности.
– Тут такое дело… – просипел он, не разжимая губ. – Я не уверен точно… но… когда в первый раз увидел ее на блатхате, показалось, что откуда-то знаю эту телку. Или встречал где-то мимоходом. И очень может быть, что у нас в технаре. А когда сказали, что она работает в какой-то пекарне, то подумал, что ошибся. У нас же пекари не учатся!
– В пекарне?
– Ну… или на хлебозаводе.
Вот оно!
– Чего ж ты раньше не сказал про хлебозавод, утырок?
– Сам ты утырок! Я только сейчас вспомнил. Когда ты спросил, была она здесь или нет. Так вот, я как раз здесь ее, кажется, и видел. У входа в актовый зал. Причем еще в сентябре…
Как раз в сентябре нам ее и определил на клавиши наш бывший шеф Володя Бушнев. Массовик-затейник… с хлебозавода. Я почувствовал, как вертящиеся в голове осколки информации вдруг стройно и синхронно укладываются в ровненькую пирамиду неумолимой очевидности.
Сонечка, Сова… подружка Вовкина. И подружка Пистолета. И тайная страсть Салмана. Ну и ну! Тихушница, что не от мира сего.
И… моя приставка к гитаре! Коварно похищенная прямо из-под носа. Дерзко и нагло! Ключи, что у Сонечки подходят к нашей каморке, – раз! Чингизу педаль подогнал Пистолет – два! А Пистолету сворованный у меня аппарат подогнали «за долги» – три! Если допустить, что Сонечка чего-то там задолжала Пистолету…
Цепь совпадений превращается в твердую версию.
И вот еще что. Я аж заерзал на деревянной сидушке – долги!
Соня-Сова вхожа к Салману, и у того начинает пропадать соломка. Ого, как синхронизируется-то! И что дальше? А дальше – при мне бандюга с кличкой Пестрый напоминает Пистолету, чтобы он принес «шляпу» на «таблетку»! Звучит как бред сумасшедшего. Но… бармен действительно там появляется. И не исключено, что «на кармане» у него – товар, спертый Сонечкой у Салмана. За долги! Для чего? А для того, чтобы показать его… барабанная дробь… Трафарету!
Оркестр может играть туш.
Вот теперь точно – замкнулось все, что только может замкнуться!
А зачем Трафарету растительный наркотик? Он же король синтетики.
Ну а тут могут быть варианты. Для перепродажи, к примеру. Для химических комбинаций. А может, просто хочет подмять под свой бизнес патриархальные «семьи» традиционных наркоманов, где «сами собирают и сами потребляют». И не используют, а порой даже и презирают денежные знаки. А это в наше время – большое упущение! Тем более что «семьи» эти доисторические – словно дети безобидные. Грех у таких… не отобрать конфетку. Времена Достоевских заканчиваются. Сползают в Лету.
Приходит эпоха Трафаретов! Быстрых, жестких и неумолимых.
Меня аж пот прошиб.
А я, случайно, не фантазирую ли? Эк наворотил с три короба! И все – с одной-единственной нелепой фразы Шурика, которую он где-то там подцепил в антисанитарных с точки зрения морали условиях.
Но… хоть сомнения и оставались – пирамида очевидности в голове стояла твердо.
Очень надежная конструкция с точки зрения сопромата. Спросите у фараонов.
Ох и Со-онечка!
Глава 34
«Кривые глухие окольные тропы»
Я впечатлен.
Если все так, как я предполагаю, – под носом у советских правоохранительных органов зарождается и крепнет первый отечественный наркосиндикат. Дурко-мафия. Ведь рынок наркоты в городе монополизируется по всем правилам капиталистического уклада: с развернутой конкуренцией, войной и конечной централизацией общего управления. И во главе этого монстра медленно, но уверено встает «кооператив» неведомого нам Трафарета. Патриархальных нариков, благодушно балдеющих под сенью шляпы Федора Михайловича, его зубастые ребята со временем просто сожрут с потрохами.
По большому счету плевать мне на торчков, но… ведь уже есть реальные жертвы!
Дочь Аниськина.
Толик «Пистолет» Макаров.
Это только те, о которых я знаю. А если копнуть глубже? Похоже, крови фирма не боится. Одно то, как безбашенно орудуют холодным оружием ее сотрудники, – уже о многом говорит. Если бы не мое фантастическое шестое чувство с благоприобретенным свойством организма задерживать течение времени – еще не известно, остался бы я вообще в живых при встречах с «трафаретчиками»!
А встречи, по всей видимости, будут и еще…
– Так что там за дело ты хотел мне предложить? – спросил Егорочкин, держа руку у подбородка, дабы не было заметно с президиума, как он возмутительно болтает с товарищем на серьезном мероприятии.
– Дело? – рассеянно переспросил я. – Ах, дело! Да все уже, проехали. Отпала надобность.
– Как хочешь. – Сашка недоуменно пожал плечами. – Хозяин – барин.
Да-да, и барин решил, что не стоит впрягать в неприятности своего холопа.
Извини, Сашка – не «холопа», конечно. Вольного казака!
Пусть казак и остается… вольным.
Обстоятельства поменялись, и на острие атаки, задуманной Аниськиным против рекрутской системы Трафарета, все же должен быть я, собственной персоной. И по возрасту старше, и физически подготовлен лучше, и… да к черту осторожность! Наркотики – это зло. Причем зло подлое, хитрое и абсолютно бесчеловечное. А те, кто на этом зле еще и делают свой навар, – вообще не имеют права безнаказанно находиться на белом свете. Отыщем мозговой центр и… – на съедение Аниськину, раз милиция сквозь пальцы смотрит.
Я поднял руку.
– Виктор Петрович! Можно выйти? Мне очень надо.
