И, в-третьих, им была назначена дактилоскопическая экспертиза, согласно результатам которой на всех представленных следователем образцах, взятых с места происшествия, оказались следы пальцев рук и кистей Фёдорова.
Получив эти сведения, следователь вновь решил припереть Степана к стенке. К этому времени он уже практически месяц находился под стражей, что вселяло надежду на то, что Фёдоров одумался и готов к сотрудничеству. Не тут-то было. На допросе Степан чётко указал, что у него точно такая же группа крови, как и у Костомарова и потребовал проведения генетической экспертизы. Образование крови на футболке объяснил давней дракой на улице, в ходе которой ему разбили нос, поэтому потребовал проведения криминалистической экспертизы с целью установления механизма образования пятен крови на футболке. По поводу наличия его отпечатков пальцев, он пояснил, что неоднократно бывал в квартире Костомарова, как и большое количество других «потребителей» и клиентов Ильи. Кроме того, Степан настаивал на запросе сведений о статистике его телефонных соединений в день убийства и установлении района города, где он находился, когда было совершено убийство.
Проводить генетическую (или, как её ещё называют генотипоскопическую) экспертизу следователь отказался. По его мнению, «он самостоятельно направляет ход расследования, проведение такой экспертизы направлено на затягивание сроков предварительного расследования, вина же Фёдорова подтверждается совокупностью иных доказательств». Футболку Фёдорова следователь всё-таки отправил на криминалистическую экспертизу. Эксперт установить механизм образования пятен крови на ней не смог, то есть чёрт знает как она туда попала. Кстати, он проверил и довод обвиняемого, установив его группу крови — она действительно была идентична группе крови убитого.
Установить владельца кортика следователю не удалось, доказательств, что он принадлежал потерпевшему или Фёдорову, получено не было: ни родственники, ни друзья обоих кортика ни разу не видели. На этом все действия по поводу орудия убийства были закончены, видимо, следователь решил, что если кортик не видели у Фёдорова, то это не свидетельствует о том, что у него его не было.
Уверен, что запрошенные статистические данные о телефонных соединениях Фёдорова следователя не порадовали. 28.06.2019 года в течение всего дня он разговаривал по телефону (с перерывами на 15–20 минут). При этом находился он согласно данным мобильного оператора в противоположном от места убийства районе города. С утра и практически до 12 часов он разговаривал со своими друзьями, которых следователь установил и допросил: действительно, беседовал Фёдоров. А вот с послеобеденными разговорами возникла проблема (конечно же у Степана).
Итак, начиная, с 12.30 он с незначительными перерывами разговаривал лишь с одним человеком, абонентский номер которого +79215832190. Фёдоров сам набирал указанный номер, входящих звонков с него не было. Каждая беседа длилась в среднем 10 минут. И опять же, согласно сведениям мобильного оператора, мой клиент находился в противоположном от места убийства районе города. Только вот установить с кем он разговаривал следователю не удалось: номер был зарегистрирован на человека, который умер около 5 лет назад, телефон с данным номером был активен, но на него никто не отвечал. Через суд было получено разрешение на прослушивание переговоров загадочного абонента — результатов не было, телефон молчал. Но был активен! Местоположение телефона, в который была вставлена сим-карта установить не удалось. Сам Фёдоров отказался называть своего собеседника, причину отказа не пояснил.
Показательно, что убиенный Костомаров в день своей смерти по телефону ни с кем не разговаривал (во всяком случае по номерам, которые были зарегистрированы на его имя). В квартире был обнаружен один мобильный телефон, последний звонок по которому был осуществлён ещё 25.08.2019 года.
Вот в принципе и всё. Всё, что сделал следователь, так как на этом он закончил расследование дела, передав его прокурору. Прокурор подписал обвинительное заключение в течение трёх дней с момента поступления к нему дела и направил его в суд (не уверен, что он вообще читал дело).
Суд проходил также, как и предварительное следствие — в ускоренном темпе. Из ключевого: суд отказал в проведении генотипоскопической экспертизы по обнаруженной у Фёдорова футболке; показания неявившегося в судебное заседание Костина огласили (то есть просто прочитали протокол его допроса), так как в суд он не являлся, найти его не удалось (если его искали). Все остальные доказательства были исследованы.
Забавное и одновременно горькое впечатление произвёл допрос в суде Селемякиной И.С. Последняя на вопросы прокурора, суда и защитника пояснить ничего не смогла. Она указала, что не помнит, чтобы видела Степана. Как её не крутил государственный обвинитель, она отказалась утверждать, что могла видеть Фёдорова-младшего заходившим в подъезд, где располагалась квартира Костомарова. В итоге прокурор пошёл по избитому пути: сначала огласил её показания, которые она дала следователю, затем мягко угрожая ответственностью за дачу заведомо ложных показаний и надавливая на Селемякину: «В протоколе имеется Ваша подпись, чем вы подтвердили тот факт, что прочитали протокол допроса после его оформления и у Вас отсутствовали замечания», «Вы помнили произошедшее лучше, когда давали показания следователю, чем сейчас» и т. д., он добился от бабули согласия с ранее данными показаниями. Конечно же в основу приговора были заложены её показания, отражённые в протоколе допроса следователем.
Сам Фёдоров вёл себя в суде блекло, но самоуверенно. Из протокола судебного заседания следовало, что его показания сводились к следующим тезисам: он убийства не совершал, в момент совершения убийства находился в другом месте, раскрывать которое не намерен, настаивал на том, что его возможная причастность к совершению убийства не доказана. То есть говорил все глупости, которые распространены на телевидении в детективных сериалах.
Плотников в этом процессе отработал на все 10 баллов: он оспаривал каждый факт, указывал на двоякость оценки каждого доказательства, заявлял возражения на действия судьи, указывая, что процесс ведётся с обвинительным уклоном. Его речь в прениях была просто восхитительна, иных слов у меня нет. Особенно мне понравилось: «с доказательствами, которые представлены суду, подсудимым может оказаться любой прохожий с улицы», «моего доверителя судят за то, что нет доказательств его вины, что по мнению стороны обвинения является доказательством его вины», «парадокс, что отсутствие доказательств — это неоспоримое доказательство вины», ну и всё в таком роде.
Забыл сказать, Фёдорова обвинили в убийстве на почве личных неприязненных отношений. Откуда они взяли этот мотив, ни я, ни Плотников, который осуществлял защиту, понять не смогли: абсолютно ясно, что у Фёдорова и Костомарова конфликтов быть не могло, один щедро платил, второй поставлял за это товар. Итог: лишение свободы сроком на 13 лет с отбывание его в колонии строго режима.
Изучив все материалы, я пришёл к выводу, что в словах Селезнёва о невиновности Фёдорова может быть доля истины. Осталось определиться, браться ли за это дело. Обдумав всю ситуацию, я решил, что окончательное решение приму после разговора с Фёдоровым и его матерью, после чего отправился домой спать.
