Было очевидно, что расследования Моргена стояли на втором месте в списке приоритетов (после убийства евреев), потому что через 7 месяцев после его прибытия Хёсс вернулся в Освенцим на прежнюю должность. Гиммлер знал, что только он в состоянии управлять лагерем так жестоко и эффективно, как было нужно для приближающихся в 1944 году массовых депортаций из Венгрии. Возвращение Хёсса и пауза в расследовании Моргена придали смелости эсэсовцам, которые жаждали забрать себе как можно больше.
До 1944 года, польские лагеря смерти Треблинка, Собибор и Хелмно соревновались за страшное звание ведущего нацистского центра смерти. Но с мая Освенцим потихоньку шел к постыдному званию главной машины убийства. Отчасти это было связано с родиной Капезиуса – Трансильванией. В результате подписанного в 1940 году Венского соглашения, Венгрия аннексировала Трансильванию, ставшую союзницей Третьего рейха. Однако преданные идее фашисты у власти отклонили призыв нацистов собрать и депортировать проживающих там 800 тыс. евреев. Когда в марте 1944 года немецкие разведчики доложили Гитлеру, что венгерские власти вели тайные переговоры с союзниками и планировали им сдаться, фюрер отправил немецкую армию захватить власть. Одним из первых в завоеванный Будапешт прибыл оберштурмбаннфюрер Адольф Эйхман, начальник отдела IV-B4. Его задачей было депортировать всех евреев с завоеванных земель в концлагеря. Он был главным бюрократом геноцида, его называли «полицейским смерти». Дабы в бешеном темпе увеличить истребление евреев Третьим рейхом, Эйхман в начале мая организовал в Вене съезд, на котором приказал ускорить расписание, по которому венгерских и трансильванских евреев должны были отправлять в Освенцим. Перевозки начались в середине мая, сначала происходили четыре раза в день; за раз увозили около 3 тыс. евреев. Цифра была высокой, даже по жутким стандартам нацистской машины убийства.
Комендант Хёсс занялся расширением лагеря: перенес рельсы, переделал огромный бункер в газовую камеру, построил несколько новых печей и пять огромных котлованов для сожжения увеличившегося количества трупов. Зондеркоманда (заключенные, которые уносили трупы из газовых камер) увеличилась с 200 до 800 человек.
Хотя нацисты позже и хвастались жуткими десятью неделями той весны, когда уничтожили половину всех евреев, убитых в газовых камерах Освенцима, даже лагерь, название которого синонимично массовым убийствам, не мог справиться с потоком новых заключенных. Вскоре десятки тысяч трупов разлагались в огромных, наскоро выкопанных ямах, потому что крематории все время были заняты. Восемь стоматологов из числа заключенных плоскогубцами вытаскивали золотые зубы из ртов погибших; врачи работали день и ночь напролет. Ванны соляной кислоты, в которых раньше зубы очищали от остатков плоти, были забиты неделями, потому что каждый день извлекали по 9 кг золота.
Доктор Миклош Нисли, заключенный и ассистент Менгеле, вспоминал, что «поезда с евреями из Венгрии приезжали один за другим, иногда два поезда приходили одновременно. В таких случаях люди буквально рекой вытекали из вагонов. Действия доктора Менгеле на платформе больше нельзя было назвать “отбором”. Его рука указывала налево и только налево. Иногда целые поезда отправлялись прямиком либо в газовые камеры, либо в горящие ямы»
[212].
Доктор Отто Волькен, один из заключенных-евреев, отметил, что «венгерские поезда сильно изменили саму внутреннюю систему. Внезапно «туристическое агентство» [Адольфа] Эйхмана возродилось, и день за днем четыре, пять, шесть, а то и семь поездов прибывали в Освенцим»
[213].
Коллега и друг Капезиуса лейтенант Роланд Альберт возглавлял четвертый отдел СС, охранный отряд, ответственный за главную смотровую вышку Биркенау, куда приезжали поезда. С вышки Альберту и его команде открывался отличный вид на двери вагонов. Охранники направляли ружья на поток заключенных на случай, если кто-то попытается сбежать. Однако новые заключенные, уставшие от многодневной поездки в битком набитых вагонах для скота, сталкиваясь с устрашающими эсэсовцами и сотней собак, совершенно не имели сил или возможности рвануть к стене колючей проволоки.
– Да, это было ужасно, – вспоминал Альберт. – С башни я видел все, что происходило на платформе: если у кого-то после трехдневного адского путешествия были силы говорить, он молился, я видел это во время смен. Смены были тяжелые. Многие умирали по дороге, и когда двери вагона открывали, в нос ударял жуткий запах. Дети кричали, женщины рыдали, мужчины пытались отыскать родных
[214].
Годы спустя Капезиус описал самый кровавый период в жизни лагеря, как всегда, официальным и сухим тоном: «Между 14 мая и 7 июля 1944 года в лагерь прибыло 34 поезда с 288 357 евреями из северной Трансильвании и Венгрии, каждый из которых прошел процесс отбора; из этого количества треть была признана работоспособной и спасена от смерти. Дети до 14 лет в эту категорию не попали»
[215].
Самый страшный период за все существование Освенцима пришелся на ту весну; эти события ужасают сами по себе, но ощущение усиливается тем, что происходило во время войны в других местах. В прошлом, 1943 году, непобедимые нацисты вдруг стали терпеть поражения. Пятимесячная осада Сталинграда завершилась блестящей победой русской армии: им сдалось больше четверти миллиона немецких солдат. Знаменитый фельдмаршал Эрвин Роммель по прозвищу «лис пустыни» отступал через Северную Африку, а затем бежал в Германию, прежде чем его настигли американские и британские танки. Италия перешла на другую сторону, повернувшись к Третьему рейху спиной и подписала договор с союзниками. Советская армия загнала в угол наступающих немцев, что кончилось самым крупным танковым сражением в истории – битвой под Курском. В 1943 году нацистский блицкриг полностью канул в небытие, в 1944 году союзники повернули ход войны в свою пользу.
Январь и февраль начались с того, что якобы неуязвимых немцев бомбардировали англичане: удар пришелся по Берлину, Франкфурту, Гамбургу и Лейпцигу. После тяжкой борьбы американская армия организовала береговой плацдарм в Анцио, в 50 км к югу от Рима. В феврале сталинская армия захватила 10 немецких дивизий в центральной Украине, и союзники полным ходом готовились к серьезной операции по захвату Нормандии летом.
Тем временем в Германии растущее количество пострадавших и печальные вести с полей вылились в большой пессимизм и понимание возможности грядущего проигрыша. Стало очевидно, что планы Гитлера по завоеванию Европы были всего лишь мечтами, которые не принесли стране процветания, а вновь заставили ее погрязнуть во второй разрушительной войне XX века. Но эсэсовцы в Освенциме, виновные в самых страшных военных преступлениях за историю человечества, казалось, даже не думали о том, что надо бы сворачивать это дело. Вместо того, чтобы остановиться и задуматься, что может однажды им придется ответить за свои грехи, лагерные служащие продолжали прежние дела, будто не замечая изменений военного климата.
