Джошуа Дюбуа, 33-летний помощник Телфорда Тейлора, отметил противоречивость Farben — с одной стороны, блестящие умы, с другой – предъявленные обвинения: «Это история 24 гениев, изменивших весь мир. Самые яркие ученые Европы возглавляли индустрию I. G. Farben. <…> исследователи из I. G. Farben, а вовсе не безумные фанатичные нацисты, являются главными военными преступниками. Если мы не разберемся в их виновности и позволим им избежать наказания, они станут существенно большей угрозой для будущего мира, чем Гитлер, если бы он оставался жив»
[329].
В военные годы Дюбуа занимался управлением Министерства финансов США, под его началом шла борьба за поиск, блокировку и конфискацию нацистских финансов. Он был прекрасно знаком с Farben, с мириадами ее филиалов, фирм-призраков, зарубежными трастами и партнерами. Поэтому он принял решение строить дело на аргументе, что компания сговорилась с Гитлером «вести войну на стороне нападения». Чтобы это доказать, Дюбуа опирался на огромное количество довольно сомнительных документов, корпоративных чертежей, патентов, детальных служебных отчетов.
Многие наблюдатели посчитали эту стратегию провальной. Некоторые коллеги Дюбуа были с ними согласны. Эммануэль Минскофф, младший прокурор, утверждал, что «надо было начинать с Освенцима»
[330]. Но Дюбуа был непреклонен. А несколько недель спустя менять стратегию уже было поздно, когда судья Джеймс Моррис сказал во время заседания:
– Уважаемый прокурор, эта организация, насколько мы видим из документов, была крупной химической, торговой и промышленной компанией, таких много в мире… Я совершенно не понимаю как документы такого типа влияют на материал обвинения. Этот процесс затягивается массой контрактов, протоколов и писем, которые имеют слабое отношение хоть к какому-нибудь доказательству по этому делу
[331].
Обвиняемых не волновало, с чего начнет прокурор, они в тайне избрали стратегию не признаваться ни в каких преступлениях. Даже те, кто занимался управлением в Освенциме, были готовы утверждать, что ничего необычного не видели. Этот аргумент будет повторять целое поколение немцев, убежденно доказывая, что ничего не знало о массовом убийстве евреев.
Суд продолжался, и временами казалось, что каждый обвиняемый старался в своем незнании превзойти предыдущего: с каждым разом они знали все меньше и меньше. Отто Амброс, предложивший место строительства моновицевского комплекса, клялся, что ему и в голову не приходило, что нацисты будут использовать рабский труд заключенных ближайшего лагеря
[332]. В меморандуме Амброс описал посещение Освенцима: «Институт концентрационного лагеря – это ужасно. Это просто пытка заключенных». Дюбуа представил этот меморандум в опровержение показаний Амброса. Но Амброс продолжал утверждать, что «под пыткой я имел в виду бритье голов [заключенных]».
Также Амброс отрекся от переписки, в которой хвастался «многообещающей новой дружбой с СС», утверждая, что не знал об отборах на платформе и массовых убийствах, пока не начался Нюрнбергский процесс. А голодание рабочих в Моновице он объяснил «несправедливым распределением еды на кухне». А что насчет крематория, который он увидел при входе во время одного из визитов? «Мне сказали, если вдруг кто-то из заключенных умрет, его там кремируют. На этом все».
Прокуроры показали Амбросу многочисленные отчеты о случаях зверского обращения СС с рабочими при строительстве Моновица. Амброс утверждал, что слышал об этом впервые, несмотря на то что посещал лагерь 18 раз:
– Я всего лишь химик. <…> Разве можно ожидать, что химик будет читать все отчеты о строительстве?
Что насчет документов, на которых Амброс указан руководителем проекта?
– Я был руководителем бизнеса, но только на бумаге.
Фриц тер Меер, директор моновицского химзавода, сказал, что «не помнит» упоминал ли Амброс Освенцим и пленников, которых можно использовать как рабов
[333]. Тер Меер заявил, что в 1943 году во время совместного с Амбросом визита с инспекцией в Аушвиц-III (Амброс там был уже в третий раз) он не заметил никаких сторожевых вышек. Он даже не мог описать условия работы, потому что «находился в лагере в послеобеденное время, когда почти все эти люди [заключенные] работали и находились вне территории».
Видел ли он основной крематорий Освенцима? Да, ответил тер Меер: «Мне сказали, что там кремировали трупы в случае смерти заключенных»
[334]. А огромный дымоход Освенцима? «Ничего такого не помню».
Кристиан Шнайдер, глава персонала Farben и управляющий производством синтетического топлива подробно рассказывал о строительной конференции, которую он посетил в Моновице в январе 1943 года. По его словам, все заключенные «выглядели весьма прилично». В какой-то момент Шнайдера отвели в большую комнату, где «персонал и иностранцы обедали вместе. Я попробовал пищу. Было вкусно». Шнайдер утверждал, что не видел ничего, что отличалось бы от других комплексов Farben в Германии. «Если бы что-то было не так, я бы запомнил», – сказал он на суде
[335].
Генрих Бютефиш – один из главных специалистов Farben по синтетическому топливу, именно от него исходил первый официальный запрос Гиммлеру об использовании труда заключенных Освенцима
[336]. Помимо высокого поста в концлагере, Бютефиш был оберштурмбанфюрером СС. Он слово в слово повторял то же, что его коллеги: он несколько раз посещал Моновиц и ближние лагеря, и рабочие всегда выглядели здоровыми, сильными и сытыми. Он ничего не помнил об обращениях по поводу отсутствия возможности стирки одежды для тысяч работников, а строительство морга объяснил «чисто санитарными целями». Он не мог вспомнить, сколько раз посетил Освенцим, а его документы военных лет были якобы утрачены
[337].
Трое обвиняемых, Генрих Хёрляйн, Вильгельм Манн и доктор Карл Вурстер, были учеными Farben и в военные годы возглавляли Degesch, главное производство циклона Б. Их показания почти не различались между собой. Они вспоминали «тучи насекомых на востоке», но не смогли припомнить, что при продаже СС с канистр с ядовитыми веществами удалялись предупреждающие этикетки. Они, как бизнесмены из управления Degesch, утверждали, что не очень интересовались научной стороной производства, несмотря на то что Манн был директором по фармацевтике, Херляйн – руководителем химических исследований Farben, а в прошлом руководитель фармацевтических лабораторий Bayer, Вурстер – главой химического производства Освенцима. Они не вспомнили, что в 1943 году производство циклона Б составляло 70 % бизнеса Degesch и что 90 % проданного яда попадало в этот лагерь.
