Дабы посеять сомнения в аргументах прокурора, защита предоставила 386 аффидевитов, в том числе подписанные судимыми нацистами из Освенцима, подтверждающих, что подзащитные не владели информацией и не одобряли страшных преступлений, совершаемых там
[338]. Двоих уже признали виновными в использовании рабского труда – фельдмаршала Эрхарда Мильха и корпоративного титана Фридриха Флика, – и они дали показания, что обвиняемые действовали исходя из «ответственности перед законом», потому что отказ исполнять приказы нацистов карался арестом и тюремным заключением
[339].
Прокурор Дюбуа резюмировал главную мысль защиты Farben.
– Директора Farben ничего не знали [об Окончательном решении]. Двое выбравших место строительства [Моновица] и тот, кто управлял стройкой, ничего не знали. Тот, кто добывал заключенных у Гиммлера, ничего не знал даже после переезда в Освенцим. Директор, ответственный за персонал в Освенциме ничего не знал. Пятый, шестой, седьмой и восьмой директора Degesch, главного поставщика в Освенцим циклона Б, тифозных вакцин и медицинских препаратов, тоже ничего не знали
[340].
Пока шел затянувшийся процесс над Farben, Капезиус решил, что пришла пора нанять адвоката, доктора Рудольфа Пандера из Штутгарта
[341]. В военные годы адвокат Пандер служил подполковником в Абвере, немецкой разведке; 1942–1943 годы он провел в Бухаресте
[342]. В 1945 году он попал в заключение к американцам, выложил все что знал и получил достаточное понимание ситуации перед освобождением в 1946 году. Пандер вернулся к юридической практике и быстро получил репутацию умного адвоката, который хорошо разбирается в тонкостях процесса денацификации.
Седьмого октября 1947 года он выступил перед новым трибуналом. Адвокат настаивал, что с точки зрения закона Капезиус должен быть оправдан и что изначально суд пришел к верному решению в оправдательном приговоре. Согласно Пандеру, отмена решения была ошибкой, потому что Министерство приняло Капезиуса за боевого офицера. Каждый задействованный в медицинской сфере, утверждал он, в процессе денацификации попадает под действие статьи 39, часть III и относится к исключениям
[343].
Через два дня Капезиус дал показания перед пятью новыми судьями. Он хорошо знал сценарий. Он прошелся по всем пунктам, подчеркнул лютеранскую веру и указал на отсутствие членства в нацистской партии. Что касается военного периода, Пандер рекомендовал избегать упоминания Освенцима – верная стратегия. На вопросы Капезиус ответил, что «после обучения 1 сентября 1943 года прибыл на центральную медицинскую станцию в Берлине, где был назначен аптекарем и ответственным за «утилизацию препаратов». Там он пробыл, по его словам, до конца войны, а точнее до апреля 1945 года.
Суд не располагал анкетой, заполненной Капезиусом в октябре 1946 года, в которой он признался в службе в Освенциме. Никто из судей даже не спросил, направляли ли Капезиуса в лагерь
[344].
Последний этап денацификации Капезиуса наступил в тот же день, 9 октября 1947 года, когда трибунал во второй раз его оправдал. Вердикта лучше не составил бы даже сам Пандер. «Рассматриваемое лицо доказало», что было «призвано на службу в СС силой», соответственно, «не могло считаться членом преступной организации». Слова Капезиуса о том, что он не мог считаться полноправным членом СС, так как относился к «третьему расовому типу (восточному)», приняты не были. Приняв остальную ложь Капезиуса, суд заключил, что он «активно не участвовал в деятельности СС, не был частью полевой полиции или тайной полиции». Его «единственной» работой была «медицина в Центральной медицинской клинике в Берлине», где он исполнял долг «подготавливая медикаменты для отрядов солдат»
[345].
В августе, после того как американцы отпустили его, Капезиус залег на дно в Штутгарте. Вооруженный официальным сертификатом денацификации, он имел полное право свободно работать, и вскоре стал помощником аптекаря в штутгартской «Аптеке Райтельсберга»
[346]. Это был небольшой семейный бизнес, владела им женщина по имени Моника Рафф. Она была рада видеть, что Капезиуса официально оправдали по всем пунктам, впрочем, как и многих других немцев, ее не интересовало, чем ее сотрудники занимались во время войны
[347].
Пока Капезиус потихоньку выстраивал жизнь заново, 28 мая 1948 года завершился суд над Farben. Он длился 152 дня, было допрошено почти 200 свидетелей, подписано 3 тыс. аффидевитов, представлено 6 тыс. улик. Стенограмма занимала целых 16 тыс. страниц. На фоне этого процесса каждый день усложнялись отношения с Советским Союзом и развивалась холодная война. Коммунисты захватили власть в Чехословакии и установили блокаду Западного Берлина в ту же неделю, когда завершился судебный процесс. Это усилило во многих чувство, что расследование нацистских преступлений через 3 года после окончания войны было роскошью, которую немцы больше не могут себе позволить. Западной Германии надлежало превратиться из наказуемого врага в сильного союзника.
Судьи были готовы вынести вердикт через 2 месяца. Настал решающий момент: закончится ли эра преследования немецких предпринимателей, ответственных за нацистские преступления?
Верховный судья Кертис Шейк огласил решение, принятое большинством
[348]. Двумя пунктами обвинения (первым и четвертым) были ведение агрессивной войны и заговор. Всех оправдали по обоим пунктам. Вторым пунктом были кража собственности и пособничество депортациям из оккупированных стран, оправдали 14 обвиняемых из 23. Третьим пунктом – и главным обвинением – было использование рабского труда и массовое убийство; суд не посчитал аргумент «подчинения закону» основательным, и пятерых наиболее тесно связанных с Освенцимом – Крауха, Амброса, Дюррфельда, Бютефиша и тер Меера – признал виновными
[349].
