Тем, кто добивался справедливости и стремился осудить руководство Farben, было горько это наблюдать. Дюбуа позже очень расстраивался из-за того, что страх американцев и англичан перед Советским Союзом привел к принятию обществом «этих немецких предпринимателей, которые совсем недавно носили серые формы офицеров»
[361].
Возвращение директоров Farben к власти придало смелости Капезиусу и его коллегам по СС, их постигло ложное чувство безопасности, уверенность, что для бывших нацистов худшее уже позади. Капезиус перестал каждый день бояться, что ему предъявят обвинения за службу в Освенциме, сосредоточился на бизнесе и на переезде семьи в Германию. Целеустремленность привела к успеху. К 1952 году он заработал достаточно денег, чтобы открыть Косметический институт (Institut für Cosmetologie), современный спа-комплекс в Ройтлингене, небольшом городке неподалеку от Штутгарта. Слоганом института было «Будьте прекрасны с терапией от Капезиуса»
[362].
После того, как он написал Фритци обо всех своих достижениях, это укрепило ее веру, что амбициозному мужчине, в которого она когда-то влюбилась, хватило талантов и работоспособности обеспечить себе процветание и в новой Германии. Это лишь вопрос времени, как она говорила друзьям, и скоро семья воссоединится в Западной Германии
[363]. По крайней мере она надеялась, что это случится как можно скорее, потому что за грехи известного отца-нациста уже начали расплачиваться дети: 17-летнюю Мелитту исключили из школы машиностроения (Политехнического университета Тимишоары) по «политическим причинам»
[364].
Капезиус казался окружающим просто еще одной из множества историй успеха в Гёппингене на фоне экономического бума Германии 1950-х. Виртшафтсвундер (экономическое чудо) той эпохи: доходы и покупательная способность среднестатистического немца практически удвоились. Нация восстанавливала из руин разбомбленные города, разрушенную инфраструктуру. Капезиусу работало на руку негласное правило, которому следовали немцы: не спрашивай, кто чем занимался в годы войны.
К середине 1950-х годов аптека Капезиуса приносила доход в 425 тыс. дойчмарок (более 100 тыс. долларов на тот момент) в год, и в ней работали 15 человек
[365]. Он вернулся к любимому хобби – охоте, снимал домик в Австрии и отправлялся на сафари в Африку. Новые друзья в Гёппингене считали его очаровательным, он быстро обрел популярность в светских кругах. Капезиус входил в теннисный, конный, охотничий и даже музыкальный клубы. Он написал петицию в Красный крест, где ссылаясь на соображения гуманности, просил помочь его жене и дочерям уехать из Румынии. Конечно, иногда Красному кресту и удавалось воссоединить семьи, разделенные железным занавесом, но Капезиус рисковать не хотел. Поэтому он вложил неизвестное количество денег в так называемую программу «выкупа семьи» – легальную схему, когда высокопоставленные коммунисты, которым постоянно не хватало денег, за взятки позволяли людям эмигрировать на запад. Он понимал, что процесс может затянуться, но не сомневался, что рано или поздно его родные приедут.
Капезиусу помогало держаться на плаву и некоторое смещение позиции Западной Германии по отношению ко Второй мировой войне. Общественное отношение к военным преступлениям сильно изменилось с тех пор, как Союзники провели ряд судов, плохо кончившихся для некоторых коллег аптекаря. Появились негативные настроения среди обычных немцев, которые считали, что подобные обвинения в военных преступлениях не более чем политическая месть победителей
[366]. Американцы с англичанами передали немцам полный контроль над юрисдикцией в мае 1955 года. И одним из первых распоряжений новой власти были освобождены приговоренные менее чем к трем годам заключения (и отбывающие этот срок) бывшие нацисты
[367]. С этого момента ответственность за преследование фашистских преступлений по закону лежала исключительно на западногерманских судах и прокурорах. Но многие судьи, служившие Третьему рейху, вернулись на свои места. Ни один судья «народного суда» не был обвинен в преступлениях.
Год спустя немецкий парламент (бундестаг) аннулировал две основные криминальные категории – преступления против человечества и военные преступления, совершенные с целью геноцида, – на которые полагались союзники во время судебных процессов. Бундестаг постановил, что эти законы были изобретены американцами и англичанами постфактум, и никто не должен нести наказание по статьям, не существующим на момент совершения преступления
[368]. Первый послевоенный канцлер Германии, Конрад Аденауэр, считал, что интегрировать бывших нацистов в общество лучше, чем не допускать их к жизни в новой Германии. Он включил в свой кабинет некоторых бывших членов НСДАП, в том числе Теодора Оберлендера, сторонника «этнической чистки», который был лишен министерского портфеля в 1960 году после приговора восточногерманским судом к пожизненному заключению за военные преступления
[369].
Естественно, все это привело к резкому падению числа расследуемых нацистских преступлений. За четыре года после войны союзники вынесли приговор 4419 нацистам. В 1955 году, когда власть впервые полностью оказалась в руках немцев, был вынесен лишь 21 приговор. Открытых дел становилось все меньше: 2 тыс., 1,95 тыс., а в середине 1950-х – меньше 200
[370]. Но проблема заключалась не только в отсутствии новых расследований; даже по тем обвинениям, которые выдвигали в 1950-е годы, в 80 % случаев выносились оправдательные приговоры
[371].
