– Да какой-то странный покупатель… – Старыгин
пошел на попятную. – Вот вынь да положь ему те картины, ничего другого не
хочет… а кто такой Никанорыч?
– Ты Никанорыча не знаешь? – удивился Леша и
переглянулся с натурщицей. – Кто ж его не знает?
– Вот я, например, – ответил Старыгин.
– Старик такой, – сообщила натурщица. – У
него большой дом в Комарове, он в этом доме раньше выставки устраивал. Когда-то
куча народу у него собиралась.
– Ну да, начал еще в восьмидесятые годы, когда все
современное искусство было под запретом. Приглашал к себе
художников-авангардистов и любителей искусства. Что-то вроде галереи у него
было. Потом, в девяностые, когда все это разрешили, он по старой памяти еще
устраивал у себя вернисажи, но народ к нему реже выбирался – в городе появилось
много официальных галерей. Да и он уже состарился, так что не стало прежнего
куража. Но я точно лет десять назад видел у него похожие картины. Так что
Никанорыч тебе поможет…
– А у тебя нет его телефона?
– Телефона? – Леша переглянулся с натурщицей, и
они дружно расхохотались. – Ты, Дим, Никанорыча не знаешь! Мобильников он
в упор не признает, а городской телефон у него в Комарове уже лет пять как за
неуплату отключен. Так что поезжай к нему прямо так, без звонка. Тем более
Никанорыч почти никуда не выходит. Говорит, ему дома хорошо…
В это время дверь с тихим скрипом открылась, и на пороге
появилась Лешина жена Лена.
Судя по всему, она домыла окна и даже успела переодеться.
Вместо тренировочного костюма на ней теперь была длинная темно-серая юбка и
вязаная кофта неопределенного цвета.
– Не хотите ли чаю? – спросила она голосом
радушной, гостеприимной хозяйки.
– Лена, ты окна помыла? – строго спросил ее муж.
– Помыла, Лешенька… – ответила жена смиренным
тоном, сложив руки на груди.
– Я тебе мешал?! – выпалил Леша возмущенно. –
Ты видишь – мы работаем! Лера, разогни левую ногу! Это придаст образу большую
целеустремленность и экспрессию! А левую руку вытяни и подложи под голову…
– Так, может, Дима хочет чаю?
– Леночка, извини, я уже ухожу! – Старыгин
двинулся к выходу, но перед самой дверью задержался:
– Так как же мне найти этого Никанорыча?
– Поселок Комарово, Советская улица, дом 4-Б! –
крикнула Лера и тут же испуганно осеклась, покосившись на Лешу. Тот сделал
зверское выражение лица и замахал рукой своему другу, чтобы поскорее убирался
вон.
Старыгин не обиделся, он и сам терпеть не мог, когда мешают
работать.
Дачный поселок Комарово расположен на берегу Финского
залива. До революции он находился на территории Великого княжества Финляндского
и назывался Келломяки. Как и в соседнем поселке Куоккала (который теперь
называется Репино), летом здесь собирался весь цвет артистического и
художественного Петербурга. Здесь жили знаменитые писатели, художники, артисты.
На лесных дорожках и на каменистом морском берегу можно было встретить Федора
Шаляпина и Корнея Чуковского, Илью Репина и Леонида Андреева…
Впрочем, и сейчас значительную часть старожилов Комарова
составляют представители творческих профессий – писатели, переводчики,
киносценаристы.
Старыгин остановил машину неподалеку от вокзала и спросил
проходившего мимо интеллигентного старичка:
– Извините, уважаемый, как проехать на Советскую улицу?
Старичок громко запыхтел, как рассерженный еж, и ответил
Старыгину:
– Никакой Советской улицы здесь давно нет! Историческая
справедливость восстановлена!
– И это вы называете восстановлением
справедливости? – выпалил второй старичок, невесть откуда появившийся и
почти такой же интеллигентный. – Назвать Советскую улицу именем махрового
белогвардейца! Такое могло присниться только в страшном сне! Как известно, сон
разума рождает чудовищ!
– Не махрового белогвардейца, а выдающегося деятеля
отечественной культуры! – ответил первый старичок. – Тот, кто не
помнит прошлого, недостоин будущего!
Старыгин понял, что своим невинным вопросом возобновил
старый спор и теперь уж точно не дождется ответа: старички наступали друг на
друга, как бойцовые петухи, и обменивались оскорблениями, перемежая их цитатами
из классики.
Дмитрий Алексеевич припарковал машину возле станции и
подошел к магазину.
И в самой захолустной деревне, и в таком элитном поселке,
как Комарово, магазин является важным культурным центром и основным местом
распространения информации. Поэтому Старыгин не сомневался, что получит здесь
все необходимые сведения.
Перед входом в магазин стояли несколько весьма ухоженных дам
пенсионного возраста и оживленно обсуждали рецепты крыжовенного варенья.
Старыгин подошел к ним, откашлялся и вежливо задал тот же вопрос.
– Советская? – переспросила первая дама. – Ну
как же, она теперь Архиерейская. Это вам нужно сейчас идти по Вокзальной, потом
свернуть налево на Садовую, потом направо на Лесную, потом еще раз налево, и
будет Архиерейская…
– Ну что вы говорите, Марианна Сергеевна! –
перебила ее вторая дама. – Архиерейская – это бывшая Коммунистическая, а
молодому человеку нужна бывшая Советская! Так она теперь называется улица
Барона Врангеля. Только это не того Врангеля, который белогвардеец, а того,
который искусствовед…
Старыгин в свое время много читал о знаменитом русском
искусствоведе Николае Врангеле, родном брате генерала Петра Врангеля,
возглавлявшего Белое движение в конце Гражданской войны, но его сейчас
интересовало совсем другое. Ему нужно было найти пресловутого Никанорыча…
В это время в разговор вмешалась третья дама:
– Молодой человек, вы лучше скажите, чей дом вы ищете.
Мы здесь, в Комарове, всех старожилов знаем.
– Может быть, вы знаете Никанорыча?.. – проговорил
Старыгин неуверенно. Вряд ли одного отчества достаточно, чтобы найти человека в
большом поселке.
– Ну, так бы сразу и сказали! – радостно выпалили
все три дамы в один голос. – Кто же его не знает?
– Костик! – окликнула одна из них мальчика лет
десяти, который шел мимо, вдумчиво облизывая эскимо. – Покажи мужчине дом
Никанорыча, ты ведь как раз туда идешь!
Юный абориген бросил на Старыгина оценивающий взгляд,
подхватил языком повисшую на мороженом шоколадную каплю и задумчиво проговорил:
– Фараон!
– Что? – переспросил Дмитрий Алексеевич. – Да
нет, с чего ты взял? Я вовсе не из милиции!
– При чем тут милиция? – Мальчик захлопал
глазами. – Купите мне эскимо «Фараон», и я вас отведу к Никанорычу. Мы
живем в эпоху рыночной экономики, значит, всякий труд должен быть оплачен.
Лично я считаю, что это справедливо.