– То есть вы хотите сказать…
– Вот именно! – перебила она возбужденно. – Я
видела во сне картины, много картин. Судя по всему, нарисовал их один и тот же
человек, один и тот же художник, там чувствовалась одна и та же рука, одна и та
же живописная манера…
– Да уж, – ввернул Старыгин, – тематика уж
больно… интересная, необычная, скажем так, – вряд ли в такой манере
работали многие живописцы…
– Можно предположить, что я видела когда-то эти
картины, до того, как попала в аварию. Вы поймите, – заторопилась Лидия,
заметив искорки вполне понятного недоверия в глазах Старыгина, – эти
картины во сне… они такие точные, такие подробные, что это не может быть плодом
моего воображения!
«Да отчего же? – подумал Старыгин. – Впрочем, я,
конечно, не психиатр…»
– Вы считаете меня сумасшедшей, – с горечью
сказала Лидия, – да я ведь и не скрываю, что после аварии не в лучшей
форме. Память так ко мне и не вернулась. Если бы вы знали, как это ужасно –
помнить о себе так мало! Конечно, муж рассказывал мне, но это же не то – как
будто в книжке про себя прочитала. Или фильм посмотрела. Я просто не могла
больше этого выносить! Ждать, когда мозг отдохнет и решит, что пора ему
включаться в работу! – сказала она не своим, скрипучим голосом. –
Слабое утешение!
Тут Старыгин не мог с ней не согласиться.
– Я сказала мужу, что еду в Швейцарию, там открылся
новый модный курорт под Лозанной, – Лидия блеснула глазами, – а сама
прилетела в Петербург.
Старыгин невольно подумал, что будь у него такая проблемная
жена, он бы не стал ей доверять, а самолично препроводил до самого курорта. Или
если очень занят, то уж компаньонку какую-нибудь подыскал, сиделку. По телефону
бы контролировал. Впрочем, кто их знает, какие у этой пары отношения.
– Я хочу найти этого художника! – страстно
воскликнула Лидия.
Глаза ее отливали теперь лиловым, и их взгляд проникал
Старыгину прямо в душу.
– Я думаю, что мы были знакомы с ним раньше, раз я так
хорошо помню его картины! И когда я встречусь с ним, это поможет мне все
вспомнить!
– И как вы собираетесь это сделать? – спросил
Старыгин, заражаясь ее верой.
– Боюсь, что это будет очень трудно. – Лидия
сникла. – Понимаете, я ведь никого не знаю в этих кругах. Вот, пришла на
выставку Алексея Топоркова… и встретила там вас…
Тут Дмитрий Алексеевич вспомнил, при каких обстоятельствах
они встретились. Они стояли у Лешиной картины, где дети убегали от чего-то, что
нагоняло на них ужас. И эта женщина вдруг сказала, что на картине не хватает
башни. А потом слово за слово описала ту самую картину неизвестного
итальянского мастера, над реставрацией которой он сейчас работает!
– Вы так и не сказали мне… – начал Старыгин, но
внезапно Лидия перебила его.
– Дмитрий, вы должны мне помочь! – В голосе ее
звучали слезы. Она схватила его за руку и сжала ее крепко-крепко. Пальцы у нее
были тонкие и очень сильные.
– Вы всех знаете, вам не составит труда навести справки
об этом художнике.
– Ну… я попробую… – От такого напора Старыгин
несколько растерялся. – Правда, сведений очень мало. Можно сказать, их
вообще нет. И… вы обещали, что…
– Замечательно! – Лидия улыбнулась ему мимолетно,
как будто знала, что улыбка ее совсем не красит – глаза становятся меньше, и
морщинки заметнее. – А теперь идемте отсюда! Идемте прочь! И обещаю вам,
когда мы найдем того человека, я приглашу вас в ресторан не чета этой
забегаловке!
Увидев на тарелке свой засохший бутерброд, который выглядел
непристойно, Старыгин не мог с ней не согласиться, однако оставил отчего-то
официанту щедрые чаевые.
Спал в эту ночь Дмитрий Алексеевич ужасно. Ночь была теплой
и душной, распахнутые окна совершенно не приносили прохлады. Донимали
назойливые комары и громкая музыка из дома напротив, там вечеринка продолжалась
часов до четырех, слышны были пьяные крики, тосты и оглушительный женский визг.
Кто-то мучил гитару, она стонала, как недовольная кошка, так что хотелось
позвонить в общество защиты животных. Наконец кто-то из жильцов вызвал милицию,
и вечеринка закончилась.
Старыгин, однако, окончательно заснул только часам к пяти
утра, снилась ему незнакомая река с берегами, покрытыми экзотическими
растениями, он плыл по ней на плоту, ежеминутно опасаясь нападения диких зверей
и воинственных туземцев. И вдруг волны вскипели за бортом, и показалась голова
огромной анаконды. Плот потерял управление и перевернулся, течение понесло
Старыгина вперед. Анаконда вскоре отстала, но он не успел обрадоваться этому факту,
поскольку осознал, что река несет его в сторону водопада. Был слышен его
нарастающий шум. Старыгин пытался бороться с течением, но, как это бывает во
сне, ничего не мог сделать. В самый последний момент ему удалось ухватиться за
свисавшую над водой ветку, он подтянулся и упал на берег. Но не успел перевести
дух, как из прибрежных зарослей выскочил саблезубый тигр и с рычанием поставил
лапы ему на грудь.
Старыгин почувствовал, что сейчас задохнется под тяжестью
тигриных лап, и проснулся.
Оказалось, что за окном бушует гроза, ослепительно сверкают
молнии, грохочет гром и истерично орет сигнализация всех машин, стоявших во
дворе. А на груди Дмитрия Алексеевича лежит кот Василий и трясется от страха.
Кот у Старыгина был боевой, даже слишком, как иногда думал хозяин,
рассматривая очередной горшок с цветами, ловко сброшенный с подоконника, или
разодранные в клочья занавески, однако грозы боялся ужасно.
Дмитрий Алексеевич несколько минут полежал тихонько, в
ожидании, когда успокоится бешено бившееся сердце, затем пристроил кота
поудобнее и закрыл глаза. Понемногу тревожное кошачье урчанье превратилось в
уютное сонное мурлыканье, и оба – кот и хозяин, заснули крепко и без
сновидений.
На следующий день приходился выходной, так что можно было
заняться поисками неизвестного автора странных картин, так образно описанных
Лидией, прямо с утра.
Дмитрий Алексеевич выдержал привычные капризы кота, который
терпеть не мог оставаться один дома. Каким-то образом он научился отсчитывать
пять рабочих дней и заранее предвкушал два выходных, когда хозяин не вскакивает
с утра пораньше и не мечется по квартире в поисках чистой рубашки, натыкаясь на
ни в чем не повинное домашнее животное и даже не извиняясь по этому поводу. В
выходные можно поспать подольше, потом после сытного неспешного завтрака снова
поваляться в постели. Или на диване под рыжим пледом. Дмитрий Алексеевич
подбирал все покрывала под цвет кота Василия, чтобы на них не было заметно
рыжей шерсти, которую кот разбрасывал вокруг себя в изобилии, особенно когда
сердился на хозяина.
Сегодня кот Василий имел полное право быть недовольным.
Хозяин все утро оставался рассеянным, долго думал о чем-то серьезном, барабаня
пальцами по столу, и на приглашение кота погладить и пустить на колени ответил
решительным отказом. Кот понял уже, куда ветер дует, и ушел обижаться под
письменный стол. Однако хозяин этого даже не заметил. Полежав некоторое время
на специальном коврике, который заботливый хозяин подложил под стол, чтобы кот
Василий мог дуться на него с некоторым комфортом, котяра понял, что ничего не
добьется, и обиделся по-настоящему. К тому времени, правда, Дмитрий Алексеевич
уже ушел. Едва за ним захлопнулась дверь, кот появился в прихожей. Он
потянулся, поточил когти о коврик, лежащий возле двери, царапнул отставшие обои
– нехотя, без должного энтузиазма, – распушил хвост поленом и отправился
подремать на диван.
