Аннунциата. Да, она провалилась сквозь землю, но потом выкарабкалась обратно и с тех пор опять наступает и наступает на хороших людей, на лучших подруг, даже на самое себя – и все это для того, чтобы сохранить свои новые башмачки, чулочки и платьица. Сейчас я принесу вам другой стакан молока.
Ученый. Погодите! Я не хочу пить, мне хочется поговорить с вами.
Аннунциата. Спасибо вам за это.
Ученый. Скажите, пожалуйста, какое завещание оставил ваш покойный король Людовик Девятый Мечтательный?
Аннунциата. О, это тайна, страшная тайна! Завещание было запечатано в семи конвертах семью сургучными печатями и скреплено подписями семи тайных советников. Вскрывала и читала завещание принцесса в полном одиночестве. У окон и дверей стояла стража, заткнув уши на всякий случай, хотя принцесса читала завещание про себя. Что сказано в этом таинственном документе, знает только принцесса и весь город.
Ученый. Весь город?
Аннунциата. Да.
Ученый. Каким же это образом?
Аннунциата. Никто не может объяснить этого. Уж, кажется, все предосторожности были соблюдены. Это просто чудо. Завещание знают все. Даже уличные мальчишки.
Ученый. Что же в нем сказано?
Аннунциата. Ах, не спрашивайте меня.
Ученый. Почему?
Аннунциата. Я очень боюсь, что завещание это – начало новой сказки, которая кончится печально.
Ученый. Аннунциата, ведь я приезжий. Завещание вашего короля меня никак не касается. Расскажите. А то получается нехорошо: я ученый, историк – и вдруг не знаю того, что известно каждому уличному мальчишке! Расскажите, пожалуйста!
Аннунциата (вздыхая). Ладно, расскажу. Когда хороший человек меня просит, я не могу ему отказать. Наша кухарка говорит, что это доведет меня до большой беды. Но пусть беда эта падет на мою голову, а не на вашу. Итак… Вы не слушаете меня?
Ученый. Что вы!
Аннунциата. А почему вы смотрите на балкон противоположного дома?
Ученый. Нет, нет… Вот видите, я уселся поудобнее, закурил трубку и глаз не свожу с вашего лица.
Аннунциата. Спасибо. Итак, пять лет назад умер наш король Людовик Девятый Мечтательный. Уличные мальчишки называли его не мечтательным, а дурачком, но это неверно. Покойный, правда, часто показывал им язык, высунувшись в форточку, но ребята сами были виноваты. Зачем они дразнили его? Покойный был умный человек, но такая уж должность королевская, что характер от нее портится. В самом начале его царствования первый министр, которому государь верил больше, чем родному отцу, отравил родную сестру короля. Король казнил первого министра. Второй первый министр не был отравителем, но он так лгал королю, что тот перестал верить всем, даже самому себе. Третий первый министр не был лжецом, но он был ужасно хитер. Он плел, и плел, и плел тончайшие паутины вокруг самых простых дел. Король во время его последнего доклада хотел сказать «утверждаю» – и вдруг зажужжал тоненько, как муха, попавшая в паутину. И министр слетел по требованию королевского лейб-медика. Четвертый первый министр не был хитер. Он был прям и прост. Он украл у короля золотую табакерку и убежал. И государь махнул рукой на дела управления. Первые министры с тех пор стали сами сменять друг друга. А государь занялся театром. Но говорят, что это еще хуже, чем управлять государством. После года работы в театре король стал цепенеть.
Ученый. Как – цепенеть?
Аннунциата. А очень просто. Идет – и вдруг застынет, подняв одну ногу. И лицо его при этом выражает отчаяние. Лейб-медик объяснял это тем, что король неизлечимо запутался, пытаясь понять отношения работников театра друг к другу. Ведь их так много!
Ученый. Лейб-медик был прав.
Аннунциата. Он предлагал простое лекарство, которое несомненно вылечило бы бедного короля. Он предлагал казнить половину труппы, но король не согласился.
Ученый. Почему?
Аннунциата. Он никак не мог решить, какая именно половина труппы заслуживает казни. И наконец король махнул рукой на все и стал увлекаться плохими женщинами, и только они не обманули его.
Ученый. Неужели?
Аннунциата. Да, да! Уж они-то оказались воистину плохими женщинами. То есть в точности такими, как о них говорили. И это очень утешило короля, но вконец расстроило его здоровье. И у него отнялись ноги. И с тех пор его стали возить в кресле по дворцу, а он все молчал и думал, думал, думал. О чем он думал, он не говорил никому. Изредка государь приказывал подвезти себя к окну и, открывши форточку, показывал язык уличным мальчишкам, которые прыгали и кричали: «Дурачок, дурачок, дурачок!» А потом король составил завещание. А потом умер.
Ученый. Наконец-то мы подошли к самой сути дела.
Аннунциата. Когда король умер, его единственной дочери, принцессе, было тринадцать лет. «Дорогая, – писал он ей в завещании, – я прожил свою жизнь плохо, ничего не сделал. Ты тоже ничего не сделаешь – ты отравлена дворцовым воздухом. Я не хочу, чтобы ты выходила замуж за принца. Я знаю наперечет всех принцев мира. Все они слишком большие дураки для такой маленькой страны, как наша. Когда тебе исполнится восемнадцать лет, поселись где-нибудь в городе и ищи, ищи, ищи. Найди себе доброго, честного, образованного и умного мужа. Пусть это будет незнатный человек. А вдруг ему удастся сделать то, чего не удавалось ни одному из знатнейших? Вдруг он сумеет управлять, и хорошо управлять? А? Вот будет здорово! Так постарайся, пожалуйста. Папа».
Ученый. Так он и написал?
Аннунциата. В точности. На кухне столько раз повторяли завещание, что я запомнила его слово в слово.
Ученый. И принцесса живет одна в городе?
Аннунциата. Да. Но ее не так просто найти.
Ученый. Почему?
Аннунциата. Масса плохих женщин сняли целые этажи домов и притворяются принцессами.
Ученый. А разве вы не знаете свою принцессу в лицо?
Аннунциата. Нет. Прочтя завещание, принцесса стала носить маску, чтобы ее не узнали, когда она отправится искать мужа.
Ученый. Скажите, она… (Замолкает.)
На балкон противоположного дома выходит девушка с белокурыми волосами, в темном и скромном наряде.
А скажите, она… О чем это я хотел вас спросить?.. Впрочем… нет, ни о чем.
Аннунциата. Вы опять не смотрите на меня?
Ученый. Как не смотрю?.. А куда же я смотрю?
Аннунциата. Вон туда… Ах! Разрешите, я закрою дверь на балкон.
Ученый. Зачем же? Не надо! Ведь только сейчас стало по-настоящему прохладно.
