– Знаете, Георгий Карпович, мой папа умер полгода назад. А я всё жду, что он вернётся; прихожу к родителям и жду, что он выйдет и спросит: «Как дела, Светочка?»
Художник не знал, что на это ответить; он беспомощно развёл в стороны руки, и Света скорее ушла, чтобы не расплакаться. С картинкой. Марине Сергеевне, наверное, не понравился бы такой поворот – но у Марины Сергеевны и без картинки всё было хорошо.
Света вошла в кабину лифта – медленного и задумчивого, как ещё один старик.
Она так и не сказала Шагалову, что он напомнил ей папу.
Полгода Света спасалась тем, что отслеживала в себе отца: радовалась, когда на ум приходило его словечко, читала его любимые книги, целовала глаза сына – такие же ясные, умные.
Сейчас в ней начинали жить новые чувства – она ещё не знала, что привыкать к ним придётся долго, как к неудобной, но необходимой вещи, например маске в пору эпидемий. Она всё так же будет приходить в кабинет отца, пахнущий книгами, будет класть голову на его неудобную жёсткую подушку и закрывать глаза. Но она снова научится любить жизнь, сколько бы чёрных птиц ни расправляло перед ней свои крылья. Снова улыбнётся идиоту Тимофеичу и похвалит новую причёску его супруги. Снова уедет на юг, к морю, которое похоже на желе, раскорябанное дочкой в тарелке, – и там будут коричневые кузнечики, и голос незнакомого пернатого начнёт выводить свою песню, похожую на жалобное «пожалуйста». По-жа-луй-ста. По-жа-луй-ста.
– Папа, что мне делать? – спросила Света, когда уже вышла из мастерской на улицу. Её услышали весенний воздух и старый пёс-боксёр с языком наперевес – шёлковый, розовый, длинный, как кусок ленты для художественной гимнастики, язык. – Как жить, если жить не хочется? Любовь – это слабость или сила? За что мне сделали так больно? И когда же ты наконец вернёшься, папа мой милый, папа? Я купила тебе все детективы про брата Кадфаэля, которые мы никак не могли найти. Я столько всего должна тебе рассказать, папа! Мне так нужно, чтобы ты был рядом.
Старый пёс-боксёр принёс к ногам Светы свою игрушку – резиновую морскую звезду. Поделился самым дорогим.
– Пойдём, Каспер! – окликнула его хозяйка. – Забирай свою звёздочку.
Что сказал бы обо всём этом папа?
Света оглядела чужой двор, крепко прижала к груди подаренную картину и услышала слова внутри себя – тот голос, который утешал её всю жизнь, от рождения и до последнего года.
Она услышала:
– Весна, Света!
После жизни
Наташа Стафеева была кем угодно, только не любительницей антиквариата. Пользоваться старыми вещами, принадлежавшими чужим людям, лелеять какие-то там чашки с трещинками и мёртвые часы, пусть даже триста раз ценные, – это не про неё.
Она любила новую одежду, обувь только из коробки, и даже у туалетной воды обязательно проверяла срок годности – чтобы не подсунули просроченную!
Треснувшую посуду Стафеева безжалостно выбрасывала, помутневшие духи сплавляла подругам, толстовки в катышках приносила в H & M «на скидку». Избавляться от предметов приятнее, чем приобретать их.
Наташа терпеть не могла сувениры и предметы интерьера, которые прискорбно часто дарят к праздникам. Вот откуда никогда не бывавшие у Стафеевой в гостях люди знают, какой у неё интерьер и какие она там хочет видеть предметы? Зачем ей может понадобиться нелепая ваза, металлическая Белоснежка с металлическими гномами или вот ещё однажды подарили соломенные цветы, походящие на задорные фаллосы?..
Всё это выносилось на помойку тем же днём.
Новая квартира Наташи в Ростокине была обставлена по минимуму и напоминала этим гостиницу. Белые стены, белый пол, на котором, к сожалению, хорошо заметна пыль, белая мебель. «Больница какая-то», – без восторга сказала приехавшая к ней в гости старшая подруга. Эта подруга, Лиля Ивашевская, совсем скоро появится в нашей истории при других обстоятельствах, но пока она задействована в эпизоде и стоит на пороге Наташиной квартиры, напевая довольно чистенько:
– В комнате с белым потолком, с правом на надежду…
– На одежду! – передразнила Наташа, задетая комментарием. Песню она при этом не опознала, так как была младшая подруга и выросла на другой музыке.
Квартиру свою новую (чужую, но это не важно) Наташа полюбила, потому что в ней было всё, что нужно для жизни, – то есть почти ничего. Захламлённое родительское гнездо наводило на неё ужас: Наташа выросла среди такого количества предметов, что дышать было нечем. Вещи сжимали её в кольцо, и ощущение тесноты крепло с каждым годом. Мама и отец не умели выбрасывать вещи, потому что «их ведь можно ещё куда-нибудь», «вдруг пригодятся» и «хороший человек подарил». Хорошие люди, алло! Дарить другим хорошим людям нужно деньги, сертификаты или в крайнем случае что-то утилитарное: съедобное или, например, косметическое.
Но люди этого почему-то не понимают. Ко дню рождения и под Новый год упорно дарят друг другу лишние предметы, которые никого кроме сотрудников магазина, сделавшего выручку на всех этих свечках, символах года и прочих бесполезных штуковинах, не обрадуют…
Лиля тогда приехала к Наташе в Ростокино как раз перед Новым годом – Стафеева только-только сняла ту белую квартиру и гордилась ею так отчаянно, будто приобрела в собственность. Родители, естественно, разобиделись: что за прихоть снимать жильё, если у тебя своя комната (заваленная барахлом)? Если ты такая богатая, лучше помогла бы нам, вот не верится, дочка, что ты на такое способна… Под мамины стоны и громкое молчание отца Стафеева упаковала свой невеликий гардероб, составленный из практичных вещей, и вызвала такси.
– Как? – ужаснулась мама. – Ты что ж, совсем ничего с собой не берёшь?
– Там всё есть, мама.
(Враньё, ничего там не было – и это было прекрасно.)
– Ну хотя бы посуду возьми! Постельное бельё. Утюг! Вон там запасной, немного подгорелый, но работает же!
– Мои вещи не надо гладить, ты же знаешь. А бельё и посуда есть в квартире.
Пару комплектов белья, полотенца и посуду – две тарелки, две чашки, два бокала, пару вилок с ножами и ложками, сковороду, кастрюлю и чайник – она купила накануне. Всё новое, с намертво припаренными этикетками. Оттирая липкие ценники, Стафеева чувствовала себя по- настоящему счастливой.
В белой квартире было много воздуха, света и надежды.
– Всё равно захламишь со временем, – качала головой Лилька, отпивая вино из бокала (одного из двух). – Невозможно жить в такой пустоте! Прямо просится чем-то заполнить.
– Не просится.
– Ну хотя бы картинку на стену повесь! У моего Серёги в магазине отличные постеры с Нью- Йорком, не хочешь? А часы? Как можно жить без часов?
Наташа показала пальцем на телефон. Можно жить без часов, ещё как можно.
Тем более – без постера с Нью-Йорком.
