14
12 <августа> 1964 г.
[855]Милая Анечка, получила сегодня ответ от Сосинских: Ольга Елисеевна писем не привезла, несмотря на то, что Сосинские напоминали ей об этом в каждом письме; воспоминания свои о МЦ
[856] она думала, что привезла, но в последнюю минуту, облегчая багаж, который ей и дочери показался чересчур тяжелым для самолета, очевидно, оставила во Франции и рукопись, так как Адя и Володя в материнских вещах ее не обнаружили.
В извинение некоторой непоследовательности в действиях Ольги Елисеевны, дочь и beau-fils
[857] разъясняют, что у нее незадолго до отъезда был небольшой удар (очевидно, последствием его и была предпринятая старушкой поездка?). В общем, ситуация не очень ясна со старушкой; что до писем и воспоминаний, Ариадна и Володя просят Андреевых, чтобы привезли, а Адину сестру Наташу (с которой во Франции жила Ольга Елисеевна) — чтобы им, т. е. Андреевым, передала. В общем — поживем — увидим. Только что сбегала за вечерней почтой — письмо от Вовы, которое пересылаю, и Ваше; думаю, не стоит Вам приезжать в эту пятницу, так как тут — со среды и до коих пор, не знаю, может быть, до конца недели, а может быть, и больше — будет Нина Гордон, то ли одна, то ли с супругом — выяснится завтра. Из-за этого отложила предполагавшуюся на этой неделе поездку в Москву, куда дня на три отправляюсь — вместе с Ниной или на следующий день после ее отъезда. Кроме того, в эти дни должны нагрянуть знакомые из Калуги, желающие обозреть Поленово и Тарусу и еще нас осчастливить своим присутствием. Может быть — если это совпадет с Вашим расписанием, желанием и возможностями, поедем вместе из Москвы? (в Тарусу), очевидно, в конце той недели! Получила на днях открытку от Людмилы — домик построен до верхнего перекрытия окон; залезла в долги и продала аккордеон; зимой будет докупать материал для крыши и террасы; старики живы-здоровы; старик пасет кур (и читает Стендаля), а старуха делает все остальное.
Черный котишка очень мил, прыгает, ширит, купается в блюдце с молоком — ума палата; кажется, удастся пристроить его в хорошие руки. Письмишко это опустит в Москве культорша, которая едет «болеть» за Гарика — последний экзамен 14-го. Спасибо за пенсионные сведения! И вообще за все на свете. Целуем Вас, сердечный привет родителям.
Осенние грибы еще не пошли.
Ваше платье после стирки стало хуже, чем до.
15
31 августа 1964 г.
Милый Рыжик, как-то Вы добрались со всеми этими грибами? Только на обратном (увы) пути меня осенила «идея», что из-за оживления, царившего во время посадки на автобус, не сумела как следует засунуть Вам кошелек в кармашек Вашей же сумки — как бы Вы его не выронили и как бы не пришлось в метро расплачиваться жареными подосиновиками! Погода нынче прохладная, так что Вам полегче будет входить в колею, влезать в хомут и т. д. А. А. окосела на один глаз на почве стрижки сирени; промывали глаз чаем (больше никаких глазных средств, кроме сердечных капель, в наличии не было) и вымыли оттуда целый букет бывшей сирени; полегчало. Я же с утра варила сливовое варенье и повидло; как всегда, выход готовой продукции непропорционален затрате энергии и времени. Черный кот артистически ловит мух, играет с маминым хвостом и какает в луковицы нарциссов. Больше новостей, к счастью, не наблюдается. Целуем Вас, до скорого авось свидания, сердечный привет родителям.
После Вашего отъезда обнаружили пятую зубную щетку!
16
4 сентября 1964 г.
Милая Анечка, спасибо за первую весточку «после Тарусья», за то, что Вы мысленно побыли со мной 31-го, и вообще за всё. Тут всё идет своим чередом — всё к осени ближе. Бесхвостый отрывок о Мандельштаме
[858] вызвал восторг у Надежды Яковлевны
[859], несмотря на наши опасения насчет «сухоручки»; она только усомнилась насчет того, что «сам» способен пить «типяток». В мирное время.
Приехала еще одна тетенька — Евгения Михайловна Цветаева — остановилась, к счастью, у тетеньки же, Валерии Ивановны, но вот одно удовольствие, что все они — Валерия Ивановна, Сергей Иасонович
[860] и Евгения Михайловна отбывают в этот понедельник в Москву. А пока Евгения Михайловна сидит у нас и подробно рассказывает про все семейство, из-за чего моя «весточка» не получилась. Ничего, до следующего раза. А. А. сбегает от визита, идет на почту, а я — ставлю чайник… Мне понравились воспоминания Гидаша о Фадееве
[861] в «Юности» — а Вам? Целуем!
17
7 сентября 1964 г.
Милая Анечка, сейчас получила Ваше письмо, а вчера — двух Лоп или две Лопы, не знаю, как правильно. Спасибо Вам большое, рыженький, больше Лоп(ов?) не надо, уж больно они дорогие, обойдемся и этими. Но издана книга приятно, с удовольствием заглянула и в хвост, в комментарии Томашевского
[862], которые сделаны в связи с текстом, не то, что комментарии брата Олега Степановича
[863] к Скаррону, непереваренные выписки из энциклопедического словаря. Когда у Вас будет время (?), лет через двадцать с лишним, напряженно прочтите перевод Бугаевского
[864] (в Лопе, идет первым), по-моему, исключительно хорошо, не хуже самих прославленных Лозинских
[865] переводов. Сам Бугаевский был, на мой взгляд, пренеприятный человечек, велеречивый пьянчужка, суетливый и мельтешащий, а вот — какая бездна вкуса, гармонии, какое чутье языка и ритма! Говорю — «был», хотя он еще, кажется, жив — умирает, конечно, же от рака; трем смертям не бывать, а одной из двух не миновать: или инфаркт, или рак. На днях приезжала Евгения Михайловна Цветаева, жена маминого (в основном Валерииного) брата Андрея; приехала к Валерии, но не очень вовремя, так как Валерия Ивановна с супругом собирались в Москву — лечить ноги, которые, на 84-м году
[866], отказываются служить. Таким образом, львиная доля Евгении Михайловниного визита пришлась на нашу долю, мы ее поили чаем «от пуза» и возили гулять и собирать грибы (в ее пользу). Огрибленная Евгения Михайловна отбыла вчера (в воскресенье) — на автобус ее провожала глухая Степанида — несла пресловутые грибы (в пластикатовом мешочке, варенье) и кошелку с опадышами, Валерии дар. А сегодня отбыли «сами» — тетя Лера в шляпе с бантом и на героических, учитывая больные ноги, каблучках, и Сергей Иасонович, клонящийся под грузом своих 87 лет
[867] и нескольких латинских словарей; багаж был набит вареньем в самых причудливых сосудах, включая те, необходимые в хозяйстве, которые мы с Вами чуть было не приобрели в посудном магазине под грибы; у калитки стояла Степанида, и, как положено, прикладывала уголок фартука к подслеповатым, но ястребиным, очам. Как только машина «скрылась за поворотом», Степанида возвела очи горе, к необобранным теткиным яблокам и сливам, и с прытью необычайной взялась их обирать и трясти в пользу своего немногочисленного, но ненасытного семейства.
