Ну вот пока и все новостишки; еще прилагаю цидулку от Морковина к моей Ирусе. — О том, что Морковин собирается продать письма за валюту, говорил Слуцкому некий чех на букву «Ш» — забыла, конечно, фамилию.
Целуем Вас: привет родителям!
13
2 октября 1966 г.
Анечка! Пожалуйста, созвонитесь с Макаровым, разобъясните ему про цветаевский «Монумент» и пошлите ему эту копию письма Елинсону — чтобы вся комиссия была в курсе (кроме, как всегда, Константина Георгиевича, который тяжело болел после отравления консервами и теперь отдышивается в Ялте, да и тема не для него). Орлову, Алигерше, Эренбургу и Вам послала; послала на всякий случай и Твардовскому с сопроводительной запиской.
Целую, в среду надеюсь быть в Москве. Привет от А. А.
14
15 октября 1966 г.
Милый Рыжий, спасибо за весточку; хоть Вы созрели до письма, и то слава Богу. Очень сочувствую с зубом мудрости (бывшим), хорошо, что Вы от него избавились, они, мудрые, считаются вредными и каверзными; что до Ваших анестезийных мучений, то в них больше сказывается недостаток опыта Вашего, нежели анестезиолога; всегда от большой дозы наркоза немеет и пол-лица и пол-языка, а потом всё, как Вы заметили, возвращается на круги своя.
Тут сворачиваемся помаленьку: я, собственно, еще и не начала, а А. А. возится и трудится уже не одну неделю, конечно, перетруждает руку, которая всё время болит и ноет, почти весь участок привела в порядок, перекопала и т. д., на мою долю остаются розы, с которыми пока ничего не могу делать, т. к. заморозки до сих пор были слишком слабые и кутать кусты на зиму еще нельзя. Пытаюсь переводить — Сопротивление и Верлен поменялись местами, т. к. Лозовецкий уступил «очередь» Вайсману
[1142]. Увы, Сопротивление никуда не годится (в смысле французского текста) — это тебе не Арагон. Нарочитая абракадабра, которую трудно и муторно распутывать; распутаешь — гольные вопли и сопли, какое уж тут сопротивление! Измельчал народишко везде: и в этих стихах полное отсутствие мужского начала…
Насчет прожекта квартирного: очень уж сомнительно, чтобы дома получила обратно прежнее свое жилье: кто захочет — и на каком основании, и за чей счет — из него переселяться, причем явно на окраину? И чем тут может помочь депутат? Впрочем — поживем — увидим; я убеждена, что не это так то́ подвернется; теперь с квартирами куда легче, тем более с однокомнатными, может быть, и этот вариант удастся. — Орлов хочет собрать комиссию потому что она слишком давно бездействует, пообдумать издательские дела; насчет памятника елабужского считает, что мы правильно отказались от литфондовского «варианта» и что надо делать частным порядком. Готов помочь. Мустафин пишет, что заказ на приличный проект, изготовленный специалистами, равно как и сам памятник, может выполнить Казань; действовать надо через татарское министерство культуры; вот тут и помогло бы толковое ходатайство от комиссии на имя ихнего министра; стоить памятник будет около тысячи новых рублей. Обо всем этом и прочем подумаем при встрече. Антокольский, кстати, написал по поводу этой истории разносное письмо Правлению СП (в результате не уверен, но решил пошуметь; в общем-то, конечно, пошуметь стоит!). Заходила Вика в штанах — вот уж кому противопоказано не менее, чем писание трудов о МЦ — была очень мила; пока что гуляет и спит, раскачивается на работу. Никаких острых моментов не касались: пили чай. Она, кстати, сказала, что в ИМЛИ есть два письма МЦ к Горькому
[1143], из которых одно очень интересное — о Гельдерлине и о поэтическом мастерстве вообще. ИМЛИ переписывать не разрешает, но она переписала «и получилось неловко». Что, как, почему неловко — не расспрашивала. Но и о Вике — при встрече. Надеюсь. Приедем в последние дни месяца, а пока — уйма всяческой возни
Целуем Вас: Шушка шлет привет, Макс два пристроен хорошо и делает свое дело — ловит мышей!
15
28 декабря 1966 г.
С наступающим Новым годом, дорогой Соавтор! Пусть он будет мирным и добрым ко всем нам.
Желаем Вам, папе, маме, дяде Апету и тете-Пирожному доброго здоровья и радостей побольше!
1967
1
29 мая 1967 г.
Милый Рыжий, прибыли мы благополучно в свою латифундию, даже Шуша не орала в машине, будучи убежденной, что едет домой. Всю-то ночь я прокашляла и прозадыхалась, отвыкнув от тарусского влажного воздуха, который так роскошно действует на Ваши косы (?). Сверх всего, что постигла на подступах к пенсионному возрасту, приходится постигать еще и почем фунт астмы. Но в общем всё, как всегда, слава Богу.
Погода здесь сейчас прохладная, ветреная и солнечная. Домна (суслинская) вчера принесла с кургана (с около-кургана) девять белых грибов!!! и я их видела своими глазами, но от глаз до ног — чтобы пойти поискать самой — еще далеко; раскладываемся, разбираемся, прибираемся и т. д. Подъезжая к нашему дому, увидели против Валериной калитки груду в три человеческих роста неимоверного хлама — это была лишь десятая часть того, что Евгения Михайловна и Ира вытащили из своего «наследства». Два раза вывозили на трехтонке — и еще столько же осталось. Сейчас они, т. е. Евгения Михайловна и Ира здесь, трудятся не покладая рук. Участок похож (Валерии Ивановны) на огромное кладбище, так всё запущено и так всё заросло… У нас, радениями А. А., грядки в порядке. Таруса, насколько успела рассмотреть, как всегда — прелестна и ждет Вас с нетерпением; луга еще не цветут, но «любки» Ваши, говорят, нынче в изобилии на знакомых местах, и кое-где мелькают колокольчики, и ромашки в крупных бутонах, и щавель еще не скошен, так что «жить можно».
Приезжайте, Рыжик, по любой погоде, тут плохая надолго не задерживается — и как-нибудь сообразите, чтобы на подольше, одним словом — как выйдет.
Если попадется — привезите мне валидолу сколько влезет, он мне чудесно помогает от моих задыханий (пока что) — а дальше видно будет.
Тысяча приветов Вам от Тарусы, от Оки, от нашего садика, от всех холмов и дол, от всех грибов (?), цветов и щавелей, и от нас троих, само собой. Ждем!
