—
Сегодня получила письмо из Медона, от Муриной крестной
[379], которую просила связаться с героем обеих поэм и узнать насчет поэмы с посвящением
[380] (это была поэма Горы или Конца?), обнаруженной Вами у милых Сосинских. Она пишет: «Говорила по телефону с Константином Болеславовичем
[381]. Он очень волновался, т. к. рукопись, о которой ты пишешь, была вложена в конверт со всякими другими вещами. Как это печально, что Сосинский вытянул из конверта… Константин Болеславович придет ко мне, чтобы поговорить и узнать всё о тебе…» — Как Вы думаете, Аня, как умнее теперь поступить? Ведь это фактически — кража со взломом, обыкновенная уголовная, если даже оставить в стороне моральную сторону, ибо рукопись денег стоит, так же как неизданная фотография, которую он вытащил, переснял и пустил в оборот. Пораскиньте мозгами. Надо обязательно дать ему по рукам, но прежде взять на учет и переснять его архив… так же как и те «конверты» (из того же конверта), которыми он хвастался перед Вами. Дурень думает, что и Вы, и Роза были у него без моего ведома… Пока что напишу Константину Болеславовичу (через крестную, т. к. моего письма по его адресу он, по-моему, не получил) и постараюсь выяснить точнее, что было в конверте. Он, конечно, ничего не считал (писем) — наивный человек! Так или иначе, Сосинского важно не напугать прежде времени, ему недолго и уничтожить, он ведь дурак
[382].
Получила из Мексики и адрес Слонима
[383] — напишу ему. «Избранное», кстати, продается и в Париже, и в Нью-Йорке. — Слышала от тетки
[384], а та от Журавлева (чтеца)
[385], а тот от семейства, что якобы сыны
[386] Бориса Леонидовича получили разрешение на академическое издание сочинений Бориса Леонидовича. Если так, то хорошо вообще, а в частности, может быть, облегчит участь и Ольги Всеволодовны с Иркой
[387], все же дело у них не столько «денежное», сколько иное.
Возвращаюсь к Сосинским: передавая мне тот конверт, Володя сказал мне прочувственно, что Константин Болеславович старый человек, стоял перед дилеммой: любыми путями передать сохраненное им дочери, или если не удастся, сжечь, чтобы не попало в чужие руки. Чтобы я непременно написала Константину Болеславовичу, что «всё получила», а то он очень волновался…
—
Чем было вызвано решение Николая Давидовича выйти из комиссии?
[388] О первоначальном составе я узнала от Жени Ласкиной
[389], которой тотчас же написала о своем отношении ко всему этому. Женя посоветовалась с юристом Келлерманом (я ее, конечно, не уполномачивала!), а Келлерман, встретив в Союзе радостного Оттена, сказал ему, что всё хорошо, но «дочь против Вашего участия в комиссии». Николай Давидович тут же оценил возможные последствия моего «супротивленного» отношения и подал в отставку сам; что тут же было подкреплено Ильиным, Казакевичем, Орлом, Твардовским и еще кем-то. Во всяком случае, Воронков сказал мне очень вскользь, что «еще был ошибочно включен такой-то, но его кандидатура отпала».
