А. А. едет в Москву, приедет, верно, 1-го, в пятницу. Если Вам не удастся выехать, высвободившись, с ней, то постарайтесь хоть в субботу выехать пораньше. Я выехала с дневным поездом в 7.26 с Каланчевки; следующий в 8.20, тоже хороший. Не хочется, чтобы Вы попали в общий послерабочий поток — утомительно, но что поделаешь! Зато уж отдых будет обеспечен, как бы <ни> утомила дорога.
Тюльпанчика
[506] предупредите, что звонить можно не только в указанные часы, скажем, если ей удобнее звонить из дому попозже вечером, то она также может разговор заказать — только, может быть (да и то не всегда), — придется подождать подольше. Но когда сидишь дома, то какие-то 15–20 мин. «ожидания» не обременительны.
По-моему, если Вы ей потребуетесь, то лучше всего звонить утром до 10 и вечером с 7.30, а днем авось будем где-нибудь «на природе».
Целую Вас, будьте здоровы, жду.
Шушка пузата как никогда, ужас что такое. Боюсь, что окотится сенбернарами. У Оттенов новая собака — юный пудель. Видите, сколько здесь интересного?
Бумагу, книги получила, спасибо!
28
28 мая 1962 г.
Милая Анечка, надеюсь, что у Вас всё благополучно и планы не изменились. Я только Бога молю, чтобы погода не подгадила сирень не отцвела (чего ей очень хочется!). А красота какая! А воздух! А соловьи! Одним словом, приезжайте скорее.
Из дел прошу только об одном — добыть утверждения Секретариатом Алигершевой кандидатуры. Коли до сих пор не удалось связаться с Воронковым, напишите ходатайство от имени комиссии (в Секратариат) и пошлите на имя Воронкова
[507]. А то очень уж «затянулась» волынка. Сама она, Алигерша, кажется уезжает; скоро все на свете поразъедутся… Макаров, кажется, будет отдыхать в Тарусе. Но на всякий случай привезите его московский адрес. Целую рыжего, жду, ждем. А. А. в Москве, обратно — 1 июня.
Целую
29
17 июня 1962 г.
Милая Анечка, надеемся, что в час, когда пишу Вам сии строки, вы все, т. е. Вы, цветы, варенье, 3 кофты, чемодан, две сумки, фотоаппарат и др. — уже дома, и без всяких дорожных приключений. Мы тут живем как можем — за сравнительно короткий срок прозевали два концерта и одну погоду, «кое-чего» поделали по дому, поговорили за прошлое, будущее и настоящее, ну и поужинали, само собой. Котенок вырос метра на полтора, и уж так хорош, так красив, так умен, что слов нет. Весь в мать (в приемную!). Можете нам позавидовать, у нас наконец наблюдаются осадки в виде дождя… начинаем привыкать!
Целуем Вас!
30
22 июня 1962 г.
Милая Анечка, Ваш соавтор… потерял ручку, отсюда — скорбное молчание. Рифмовник и рифмоплета привезу (дай, Господи, памяти!) Поезд желательно 13.15 (а если вдруг что-ни будь с ним случится, с поездом, что не удается заказать, то 13.20). Понимаю Мишу
[508], правда смешно, что для нее Коктебель невозможен в августе! Слышал бы Макс!!
[509] Габричевских
[510] я не знаю. Клиберна
[511] слушали по радио, но слишком было плохо, увы. Шушка очень оценила Ваше отношение к ребенку, искала Вас и ищет до сих пор. Котишка растет, ест и спит. Красоты неземной. Спасибо за бумагу, и не только. Целуем Вас, до скорого свидания.
Получила письмо от Морковина. Привезу. Тесковой письма никто не переснимает.
31
4 июля 1962 г.
Милый Рыжий,
«Мы едем, едем, едем
В далекие края,
Где белые медведи
ибо в том климате, который наблюдается «на данном этапе», вряд ли может существовать кто-либо, кроме белого медведя. А едем
[513] со всем возможным шиком, наблюдается даже вагон-ресторан… как Вы догадываетесь, А. А. пресекла в самом корне мои честолюбивые замыслы, и мы питаемся родной вагонной сухомяткой, крутыми яйцами, черствым хлебом и жидким маслом. Последнее, впрочем, скоро превратилось в твердое. — Проносящийся за окном пейзаж насыщен влагой внизу, а сверху — серое небо и низкие-низкие тучи, многообещающие. Государственную границу Латвии я не прозевала, будьте уверены! В 6 ч. утра, на станции Себене
[514], я прильнула к туманному вагонному стеклу, т. е. пардон, к туманному стеклу вагонного окна, от коего не отольнула, пока мимо носа не пронеслись со свистом агромадные каменные ворота. Они-то и символизировали это самое. После чего осталось лишь идти умываться — больше никаких аттракционов не предвиделось.
Едем, окруженные рыжими заботами, — ж./д. билетами, плацкартами, скарронами и прочим несказанным, раскладываем пасьянсы из фотографий, и обе очень довольны — только вот погодки бы! Надеемся, что хоть в Москве мало-мало установилась — на вас надеемся, ибо нам-то интересу.
