«Выходи из вокзала и поворачивай на Истборн тирас, Ford Fiesta ждёт тебя там, садись в него».
Кирстин была немного разочарована. Она почему-то ожидала от Охотника более романтичной машины, чем семейный форд – хотя, с другой стороны, у неё самой не было вообще никакой.
«Уже прохожу турникет, – отписала она, заходя в вокзал. – Ты со мной позавтракаешь?»
«Мы проведём вместе весь день».
Кирстин приложила к терминалу билет и, покинув вокзал, огляделась по сторонам.
Широкая Кравен Род уходила налево, а узенькая Истборн Тирас ответвлялась от неё. Вся толпа спешила на Кравен Род, а Истборн Тирас была почти абсолютно пуста.
«Наверно, там легче припарковаться…» – озадаченно подумала она. Вообще Кирстин в этих нюансах не понимала почти ничего, но вид пустого проулка заставил пробежать по спине лёгкий холодок.
Она решительно направилась туда, продолжая держать в руках телефон.
Подняв глаза, Кирстин увидела обозначенный Форд. Она улыбнулась и помахала рукой, хотя водителя было почти не разглядеть за стеклом.
Кирстин замешкалась, раздумывая, с какой стороны сесть – да и вообще она бы предпочла сначала увидеть лицо, но водитель наклонился над пассажирским сиденьем и открыл дверь – решив вопрос за неё.
Кирстин обошла автомобиль и, забравшись внутрь, обернулась к водителю. Фальшивая улыбка замерла у девушки на губах. Это был крепкий мужчина с мясистым носом и широкими плечами в кожаной куртке поверх сизой водолазки – явно чей-то муж и отец.
«Ты сказал, тебе нет тридцати лет…» – вертелось на языке, но Кирстин не решилась высказать упрёк вслух. Покосилась на дверь, подумывая сбежать – но тут же попыталась себя успокоить: «Я же всё равно его знаю. Пусть и не в лицо».
Пока Кирстин пыталась решить для себя этот неоднозначный вопрос, смутная тень поднялась у неё за спиной. Кирстин успела лишь пискнуть, когда чья-то сильная рука накрыла тряпкой её рот и нос.
Она забилась, пытаясь вырваться и выскочить за дверь, но на той уже стоял блок, и открыть её не удалось.
Ещё несколько раз ударив руками по креслу и передней панели, Кирстин обмякла и затихла.
– Забирай её, – распорядился водитель, одной рукой доставая телефон.
Его помощник лёгким движением откинул назад спинку пассажирского кресла и перетащил Кирстин на задние места.
– Всё в порядке, – сказал тем временем водитель, поднеся трубку к уху, – мы едем домой. К вечеру будем у вас.
Рей поднялся с кровати и, не одеваясь, подошёл к окну – в эту ночь он плохо спал. Проверки так и не закончились, хотя идиоту было ясно, что полиция ничего не найдёт.
Он опустил руку на стекло. Далеко внизу проносились машины, и серые изгибы небоскрёбов сливались с тучами вдалеке.
Завибрировал телефон на столе, и, потянувшись за ним, Рей ответил:
– Да, Майкл.
– У нас всё в порядке. Ребята едут в порт.
– Хорошо, – Рей не чувствовал и тени этого «хорошо». Часто он пускал работу на самотёк – если объект его не интересовал. Но даже тогда ключевые моменты предпочитал контролировать сам.
На сей раз всё вышло наоборот. Несколько месяцев он расставлял сети – чтобы окуня поймали без него.
– Хотел бы я сказать, что и у меня всё идёт на лад, – не удержался он.
– Да ладно, Рей. Мы оба знаем – скоро всё пройдёт.
Рей скрипнул зубами. Потянулся за рубашкой, но накинул её лишь на одно плечо и, передумав одеваться, замер так.
– Майкл, есть кое-что, что меня напрягает.
– Ну.
– Я не хочу, чтобы этим делом занимался ты. Понял меня?
Майкл молчал, ожидая продолжения.
– Чтобы ты хотя бы приближался к ней.
– А то что, Рей? – вкрадчиво спросил тот.
– А то я заговорю. И ты первым пойдёшь ко дну, друг.
Рей нажал отбой и отбросил телефон. Затем провёл руками по волосам, приглаживая их.
Часы показывали седьмой час – но снова уснуть он уже не мог. И если бы проклятый Торренс зубами не вцепился ему в горло, он уже садился бы на самолёт, чтобы самостоятельно увидеть, насколько «хорошо» всё прошло.
Глава 6. Отрицание
Кирстин начала приходить в себя, когда во сне почувствовала непривычные ощущения, терзавшие тело. К своему ужасу она довольно быстро поняла, что ощущения эти исходят не снаружи, а изнутри.
Что-то двигалось в ней, лёгким зудом проходилось по животу и растягивая её. Именно на этой мысли сознание Кирстин прояснилось достаточно, чтобы понять – где именно она растянута сильнее всего.
Кирстин закричала в иррациональном ужасе, хотя в ощущении, которое она испытывала, не было боли – даже дискомфорт был достаточно слаб, и болезненное желание усилить их напугало Кирстин сильнее всего.
Она попыталась открыть глаза – но ничего не произошло. Вокруг царила темнота – или она попросту ослепла. Даже собственных век ощутить она не могла.
Страх стремительно перерастал в ужас, и Кирстин дёрнулась, силясь ощупать лицо – но тугие ремни удержали её. Руки были прочно зафиксированы над головой, а ноги широко разведены, и щиколотки уже начали затекать.
Кирстин попыталась вывернуться из ремней – желание свести ноги и избавиться от позорного зуда внутри было нестерпимым, но ничуть не помогло.
Ком подступил к горлу, и Кирстин всхлипнула – но слёз на щеках не ощутила.
Кирстин не была религиозна, но в эти мгновения не нашла ничего лучше, чем зашептать молитву, которой бабушка учила её, когда ей не исполнилось и шести лет.
Не к месту вспомнилось, как та умерла – и следом пришла мысль о том, что очень скоро, наверное, умрёт и она сама.
– Этого не может быть… – прошептала Кирстин.
Стремительно всплывали в сознании день за днём все прошедшие недели. Как в дурном кино, медленно разворачивалась в обратную сторону цепочка событий.
Кирстин думала об Охотнике. Дискомфорт, терзавший тело, не значил ничего по сравнению с той болью, которую она испытывала при мысли о своём выдуманном друге. В сравнении со смущением и растерянностью от понимания того, что Охотника не было – а если и был, то Кирстин вовсе его не знала. Она всё придумала и от осознания собственной глупости ещё сильней захотелось плакать.
– Ненавижу тебя, – прошептала она.
Кирстин теперь отчётливейшим образом понимала, что не было ни малейшего повода доверять человеку, который ей писал. Что никогда тот не рассказывал о себе, и все представления Кирстин о нём родились у неё в голове.
«Что он обо мне думал?» – родился несвоевременный вопрос. «Ничего, – ответила тут же Кирстин сама себе. – Он смеялся надо мной».
