Кулаки сжались. Кирстин чувствовала себя дурой – но поделать ничего уже не могла. Её захлестнуло отчаяние.
– Помогите! – крикнула она, но так тихо, что сама себе не поверила бы.
Она не знала, где находится, но уже понимала, что здесь никто не станет ей помогать.
– Пожалуйста, за меня никто не… – Кирстин запнулась, передумав договаривать. – Пожалуйста, отпустите меня!
Ответом была тишина. Только мерно жужжал инородный предмет внутри.
Кирстин обнаружила, что если не говорить, то этот предмет – с его тихим жужжанием и странным зудом – оказывается единственным, что она осязает в этой пустоте.
Мысли невольно сосредоточились на нём – и тут же Кирстин показалось, что непрошенное удовольствие становится сильней.
Она едва не заплакала, но не нашла слёз.
От мыслей о происходящем и тем более от ощущений, которые она чувствовала внутри, возбуждение нарастало.
Затем скрипнула дверь, и послышались шаги.
Кирстин завертела головой, но ничего не увидела.
Кто-то протёр влажным кожу на руке, и Кирстин ощутила мгновенный лёгкий укол.
Подступила тошнота, и любые ощущения её покинули.
Просыпаясь второй раз, Кирстин очень надеялась, что всё случившееся – сон. Но она по-прежнему не могла открыть глаза.
Она дёрнула руки – но те оказались так же крепко зафиксированы над головой, как в прошлый раз – или во сне.
Ноги тоже оставались широко разведены, но теперь она не чувствовала внутри ничего – напротив, вход поджимался от ощущения неведомо когда ставшей непривычной пустоты.
Кирстин невольно захныкала от жалости к себе – темнота и тишина навевали мысли о том, что она одна, а неспособность шевельнуться лишала сил и надежд.
Она замолкла и дёрнулась ещё раз, но справиться с путами не смогла. Кирстин дёрнулась ещё и ещё – ей стремительно овладевала паника, все мысли исчезли, оставив только нестерпимое желание покинуть это место любой ценой.
«Это не могло произойти со мной!» – только и повторяла она, пока стук металлической двери о такой же металлический каркас не заставил её замереть.
Кирстин повернула голову на звук, но не увидела, как и прежде, ничего.
– Привет, – прозвучало совсем близко. Голос был мужским, не приятным и не отторгающим – просто чужим. Если бы Кирстин было с чем сравнивать, она поняла бы, что слышала множество таких же голосов – но ей никогда ещё не доводилось говорить с людьми в полной беспросветной темноте, когда звук становится твоим единственным проводником.
– Где я? – спросила наконец она и тут же ощутила чью-то шершавую руку на груди. Захотелось её сбросить. Кирстин дёрнулась – но не смогла. В довершение всего она поняла, что обнажена, а рука заскользила ниже к её голому животу и замерла, очертив пупок.
– Красивая девушка, – констатировал тот, кто к ней пришёл.
– Кто ты такой?
– Зови меня Мастер. Здесь не потребуется других имён.
Кирстин сглотнула.
– Мастер, – произнесла она, пробуя на вкус. Слово было не таким обидным, как «господин», но всё равно навевало воспоминания о Марке Твене и неграх, трудившихся на своих «мастеров». – Что мне сделать, чтобы ты меня отпустил?
Мастер негромко рассмеялся.
– Ничего. Отсюда нет дороги назад.
– Я… – Кирстин запнулась. – Я что, останусь здесь навсегда? Это какой-то подпольный бордель?
– Ни в коем случае, – рука Мастера скользнула вверх, а голос стал строгим. Два пальца подхватили подбородок Кирстин и потянули вверх. – Ты стоишь больше, чем может заплатить самый лучший публичный дом.
Кирстин замерла, боясь поверить тому, что поняла.
– Вы… – сказала она и сглотнула. – Вы собираетесь меня продать?
– Хороша собой, сдержана и, похоже, умна, – усмешка смазала смысл слов.
– Но зачем… – растерянно произнесла Кирстин. – Кому я нужна?.. Я же… Просто…
Мужчина не стал отвечать. Рука его снова заскользила по шее Кирстин вниз, очертила правый сосок и направилась дальше, к животу.
– Для всех ты мертва, – равнодушно произнёс он, и не думая отвечать на вопрос. – Попала в аварию на перекрёстке у Кингс Кросс. На твоих похоронах была только сестра.
Губы Кирстин дрогнули.
«Откуда они знают про сестру?» – пронеслось в голове, и тут же она испустила яростный стон.
– Я не верю вам, – выдохнула она.
– Чем раньше ты осознаешь, что я прав – тем легче пройдёт твоя адаптация здесь. Твоя прежняя жизнь подошла к концу – забудь её. Но у тебя есть шанс. Тебя будут обучать. Ты будешь учиться. Через полгода – если всё пройдёт хорошо – ты покинешь это место и остаток жизни проведёшь в достатке и благополучии.
– Я не хочу учиться, мне это не нужно!
– У тебя есть время подумать о том, что я сказал.
Рука исчезла, а затем снова громыхнула дверь, и Кирстин поняла, что осталась одна.
«Это не могло произойти со мной», – продолжала повторять Кирстин – но всё отчётливее понимала, что именно «это» произошло именно с ней.
Она всё ещё надеялась вернуться домой, и теперь более всего её беспокоили глаза. Если бы удалось освободить руки, она бы ощупала их – но боли не было, значит, как она думала, ничего страшного произойти не могло.
«К тому же, зачем нужна рабыня без глаз»? – пронеслось у неё в голове, и Кирстин поёжилась, обнаружив, что применяет это слово – «рабыня» – к себе. «Но ведь так называют людей, которых можно продать, разве нет?» – подумала она.
Кирстин изо всех сил рванулась из пут – но те, казалось, сопротивлялись тем сильнее, чем яростней она старалась высвободиться.
На сей раз никто не пришёл, как бы Кирстин ни кричала и не билась, так что в конце концов она устала и затихла.
Только после этого – и то не сразу – скрипнула дверь.
Звук шагов приблизился, и уже знакомый голос произнёс:
– Ты готова принять мои правила? – спросил всё тот же человек, назвавший себя Мастером.
– Что с моими глазами?
– Это пройдёт – если мы решим, что тебе пора нас увидеть.
Кирстин облегчённо выдохнула – слова Мастера, которому по большому счёту абсолютно не следовало доверять, подействовали лучше, чем любые попытки уговорить себя.
– Я хочу домой, – тихо сказала она. – Мой отец заплатит…
– Мы знаем о тебе всё, – перебил её мужчина. – Нас не интересует ни твой отец, ни твоя семья. Только ты сама.
Рука Мастера легла Кирстин на живот и, опустившись ниже, очертила полукругом лобок.
Живот девушки задрожал. Она чувствовала себя неимоверно открытой и беззащитной, без всякой одежды и с широко разведёнными ногами – но, дёрнувшись, лишь сильнее прижалась бы к руке.
