– Точно. Да.
Одна пара – простые чёрные перчатки из гладкой кожи – снова оказались у девушки в руках, и она подошла к продавцу, чтобы оплатить счёт.
Реймонд пристроился у неё за спиной, так что девушка наверняка чувствовала затылком его дыхание, а остальным телом – исходивший от него жар.
Отдав деньги – она расплачивалась наличными, так что Реймонду не повезло увидеть даже названия банка, в котором та держала счёт, не говоря о том, чтобы заполучить чек с номером карты – девушка чуть развернулась и посмотрела на незнакомца, стоявшего около неё.
– А эти возьму я, – Рей продемонстрировал ей другую пару перчаток и тут же протянул их продавцу. Взгляд его при этом, не переставая, скользил по щекам девушки и её плечам, заставляя ту тяжелей дышать, словно это был не просто взгляд – как будто незнакомец прямо сейчас касался её тела рукой.
– Вы не скажете мне, как вас зовут? – спросил Рей, когда перчатки вернулись к нему. Своих он из машины не взял, и потому, срезав бирку и убрав её в карман, тут же принялся натягивать на руки одну за другой.
Опустив взгляд, девушка невольно отметила, какие тонкие у незнакомца пальцы – как будто бы тот был скульптором или врачом.
– Кирстин, – сказала она рассеянно.
– Кирстин… – Рей сделал паузу, позволяя собеседнице продолжать, но девушка явно уже улетела мыслями куда-то далеко. Она пристально смотрела на руки Рея, и сама при этом шевелила пальцами – как слепой, когда ощупывает чужое лицо.
Рей поморщился. Ему надоело тратить время попусту и ждать.
– Ладно, счастливого Рождества, – бросил он и, развернувшись, направился прочь.
Уже у двери, замедлив ход, Рей достал из кармана телефон и, ловким движением запустив камеру, щёлкнул по экрану прежде, чем девушка, продолжавшая таращиться на его руки, успела понять, что произошло.
На ходу сохранив фотографию, он тут же отправил её Майклу. Настроение поднялось, и, садясь в машину, Рей уже мурлыкал под нос «Jingle Bells».
Едва дверца машины закрылась, как раздался телефонный звонок.
– Это кто? – произнёс насмешливый голос на другом конце линии.
– Понятия не имею. Но мне кажется, она нам подойдёт.
Глава 1. We wish You A Merry Christmas
Обогатившись парой перчаток, на которые ушла половина её заработка за последние четыре месяца – магазин оказался весьма не дёшев, несмотря на обещания тотальных распродаж – Кирстин отправилась к следующей точке своего пути: сестре предполагалось купить зонт. Пересчитав пальцами пачку налички в кармане, Кирстин подумала, что хорошо бы он стоил поменьше, чем первый презент.
Улыбка не сходила с её губ с того момента, как она покинула лавку с перчатками. Строгая фигура молодого мужчины с перекинутой через затянутый в дорогое пальто из тонкой шерсти локотьсеребряной рукояткой трости не выходила из головы. А руки… Руки просто свели с ума. Даже сейчас, подумав об этих руках, Кирстин ощутила, как разбегаются волны пламени внизу живота. Тут же появились неуместные мысли о том, как эти руки трогают её, ласкают грудь и живот – и Кирстин поняла, что надо завязывать, иначе до второго магазина она уже не дойдёт.
Сделав глубокий вдох, Кирстин заставила себя сосредоточиться на реальности и, оглядевшись по сторонам, заметила чёрный Ягуар – не слишком приметный на вид, но выглядевший массивнее большинства других местных машин. Ягуар медленно полз по улице, и Кирстин показалось, что она угадывает за стеклом заднего сидения строгий силуэт с тростью в руках.
«Идиотка», – отругала она себя. Красавчик из бутика вряд ли стал бы подбирать девушек на улице – к таким обычно очереди стоят. Он будто с картинки в журнале сошёл – и при всём лоске рождественских магазинов, изо всех сил старавшихся показать товар лицом, явно выбивался из всего, что находилось кругом. «И принц на чёрном ягуаре остановился у двери её башни и забрал с собой».
Кирстин стало смешно, но всё же она бросила ещё один косой взгляд на автомобиль, казалось, продолжавший следовать за ней. Кирстин нарочно не сворачивала, чтобы не разбивать эту иллюзию и немного потешить себя, выдумывая собственную рождественскую сказку.
В свой двадцать один год она не была с мужчиной ещё ни разу – хотя первое предложение такого рода получила сразу же, едва перетащила вещи в кампус Эдинбургского университета.
Оно поступило от преподавателя истории испанского искусства – респектабельного мужчины с седыми висками в возрасте чуть за пятьдесят.
Кирстин даже представить себе не могла, как останется наедине с таким человеком и будет целовать его. Потому поспешно сменила курс и занялась историей итальянской живописи.
Потом был ещё Жозе – его поселили с Кирстин на один этаж. Жозе приезжал учиться по обмену, ему дали на знакомство с Эдинбургом всего один год, и времени даром Жозе не терял – попытался подкатить к одиноко сидевшей на общей кухне Кирстин в первый же день.
Кирстин дала ему от ворот поворот – но только затем, чтобы через неделю обнаружить, что за ней ухаживает его сосед. На сей раз потенциального любовника Кирстин знала достаточно хорошо и не решилась сразу же отказать.
Какое-то время они провели вместе, но дальше поцелуев и осторожных ласк между парами дело не зашло – Кирстин всё оттягивала главное, не в силах избавиться от чувства, что, когда это произойдёт, она целиком изменится.
– Тебе как будто операцию по смене пола предлагают, – шутил Лоуренс, ещё один её сосед. Но шутки становились всё более натянутыми, а Кирстин всё давала задний ход.
На их курсе больше таких принципиальных не наблюдалось, и говорить о нежелании переходить черту означало бы показать себя отсталой, домашней девушкой из Глазго – но как ни старалась, преодолеть свой страх Кирстин не могла.
– Я просто не хочу, – говорила она, пока Лоуренсу в конце концов не надоело тратить время попусту, и он не решил сосредоточить усилия на более доступных целях.
Кирстин же осталась при своём, хотя и продолжала тусоваться в компаниях, где свободно целовались и обнимали друг друга на показ, а что делали уединившись – Кирстин и вовсе предпочитала не представлять.
Ещё в тот, первый раз, когда поступило предложение от мистера Маккоя, Кирстин отчётливо поняла, почему отец не хотел, чтобы она училась здесь – на факультете искусств.
Борьба шла долгих несколько лет, пока наперекор отцу Кирстин не подала документы на получение стипендии и не поставила того перед фактом, что всерьёз собирается стать скульптором.
Отец так и не простил ей этот, как он выражался, «бред», и отношения в семье оставались натянутыми до сих пор.
Впрочем, у них и не было особо времени, чтобы помириться: Кирстин приезжала только на Рождество, летом предпочитая колесить с друзьями автостопом по Европе. Одну из подобных вылазок они сделали и весной – ровно в те дни, когда отцу приспичило навестить Кирстин и узнать, как у неё дела.
