Не застав дочь ни на территории университета, ни в Эдинбурге вообще, мистер Кейр (такова была фамилия всех мужчин в семье Кирстин и даже некоторых девушек) твёрдо убедился в том, что дочь его отправилась не на учёбу, а на заработки в публичный дом. Он тщательно готовился к её очередному приезду, не скрывая от Кирстин того, что по возвращении её ждёт громадный скандал – что ничуть не прибавило Кирстин желания на лето возвращаться домой. И вот прошло ещё полгода, и снова настало время каникул – но тут уже прятаться от родных у Кирстин не хватило духу. Она очень надеялась, что боевой пыл отца за прошедшие месяцы хоть немного поугас, но мистер Кейр продолжал смотреть на неё как на отброс, и рождественский ужин грозил вылиться в полноценную бурю со снегом и льдом.
Остановившись на остановке, Кирстин дождалась автобуса и, запрыгнув в него, отправилась к отцу. Зонтик сестре она так и не подобрала.
Устроившись на сиденье, Кирстин перестала, наконец, коситься на поток машин, где ей ещё с минуту назад продолжал мерещиться Ягуар, и целиком погрузилась в телефон.
Кирстин рассчитывала вернуться в торговые ряды на следующий день, но сделать это ей так и не удалось. Весь вечер отца не было дома, и Линдси, её сестра, уехала вместе с ним – закупать продукты к Рождеству.
Кирстин не оставалось ничего иного, кроме как завалиться в кровать. Она жутко хотела спать, но до последнего, пока сознание не оставило её, продолжала думать о странном незнакомце с тростью, который в своём чёрном пальто походил на Скруджа или одного из его духов Рождества.
Кирстин редко знакомилась на улице – вернее сказать, никогда. Но в этот раз она жалела, что так и не решилась спросить его имени, а тот не назвал его сам.
Наутро же родня с самого утра загрузила её делами по дому. Пока отец наряжал ёлку и накрывал на стол, Кирстин помогала Линдси резать овощи и раскладывать их по тарелкам.
После полудня они ненадолго прервались, потому что сестру позвал к себе отец, и Кирстин на некоторое время осталась одна. Она присела на подоконник и потянулась к мобильнику.
Фейсбук продемонстрировал ей два десятка непрочитанных новостей и примерно столько же желающих добавить её в друзья.
Кирстин невольно остановила взгляд на фотографии молодого Орландо Блума, обладатель которой писал ей: «Привет! Мне кажется, нам есть о чём поговорить – напиши мне, если любишь Сэма Смита».
Кирстин хмыкнула. Сэма Смита она не любила. И всё же поёрничать насчёт фотки не преминула.
«Ты уши отрезать забыл», – написала она и отключила телефон, заметив, что Линдси снова появилась на кухне и направляется к ней.
Ужин с отцом тянулся долго. Разговор клеился с трудом.
Перчатки были отложены в сторону с гордым: «Я посмотрел», так что Кирстин даже не смогла сделать вывод – угодила она или нет.
Перед Линдси пришлось извиниться и предложить ей на выбор сутки ожидания или пару купюр. Линдси выбрала купюры и всё оставшееся время торжества продолжала, позёвывая, смотреть перед собой.
Вообще-то с сестрой Кирстин всегда общалась легко. Они продолжали переписываться даже после того, как Кирстин уехала в Эдинбург, и Линдси всегда с удовольствием выслушивала её рассказы о жизни в кампусе, чтобы потом поделиться историями с подружками с таким видом, как будто бы они произошли лично с ней.
Однако то ли отсутствие подарка всё-таки её задело, то ли тягостное молчание, культивировавшееся отцом, давило не только на Кирстин, но Линдси явно не собиралась спасать сестру.
– Ты очень похожа на мать, – констатировал отец ни с того ни сего.
Кирстин оставалось только поджать губы и заставить себя смолчать. «Похожесть на мать» была основным аргументом против неё с тех самых пор, как та умотала в Нью-Йорк – к слову, и не думая забирать Кирстин с собой.
Сначала она говорила: «Обживусь и приеду за тобой», потом «Тебе лучше доучиться здесь, иначе придётся много досдавать», и наконец: «Эдинбургский колледж лучше, чем школа искусств, которая находится здесь. Очень хорошо, что тебе удалось туда поступить – такой шанс невозможно потерять».
В итоге вся похожесть свелась к родинке над губой и к тому, что мать любила искусство Возрождения так же, как сама Кирстин.
Наконец Кирстин удалось вырваться из-за стола и, добравшись до своей комнаты, наспех принять душ. Она нырнула в кровать и снова взяла в руки телефон – хотелось посмотреть, как прошел рождественский ужин у всех остальных.
«Я просто подумал, что парни с длинными ушами нравятся тебе больше» – ожидало её вместо вороха фотографий индеек и ёлок.
Кирстин полистала Фейсбук туда и сюда, но, так и не дождавшись, чтобы ей написал кто-нибудь ещё, ответила:
«Уж лучше бы у тебя был длинный член».
Какое-то время она продолжала шерстить интернет без особой надежды получить ответ, пока наверху экрана не засветилось оповещение.
«Фотку прислать?» – прочитала Кирстин, кликнув на него.
Кирстин не сдержала нездоровый смешок.
«Тоже Орландо – или на сей раз своего?»
«Могу прислать последний каталог Lelo»
«Спасибо, я как-нибудь сама».
Кирстин приготовилась было выключить телефон, но потом подумала и написала: «С Рождеством!» – и затем уже нажала отбой.
Рей захлопнул ноутбук секундой раньше, чем Майкл, и не думая стучаться, ворвался к нему.
– Ты так и будешь торчать здесь? Девочки уже начали разыгрывать призы.
Сквозь открытую дверь доносился гул пьяных голосов, распевающих «Santa Claus Is Coming To Town», а в каштановых волосах Майкла и на его ушах осели ошмётки конфетти.
Накануне Рей так и не решился встретиться с отцом. Сам знал, что это слабость. Был уверен, что едет к нему, чтобы доказать свой триумф – но в каком-то десятке миль от дома приказал развернуть автомобиль.
«Ну его к чёрту, – подумал он, – Рождество нужно, чтобы отдыхать».
Рей думал, что провести ночь на яхте, где Майкл уже подготовил всё, чтобы хорошо отдохнуть, будет веселей – но пока что веселье его так и не нашло.
– Не хочу девочек, – капризно заявил Рей и зевнул, но ноутбук, тем не менее, в сторону отложил.
– Давай, пошли! Там есть близняшки, Рей, помнишь, те, которых мы снимали для рекламы «Red Bull»? – Майкл подмигнул. – Весь вечер ищут тебя.
Потягиваясь, Рей выбрался из каюты как раз вовремя, чтобы увидеть, как близняшки: одна – блондинка, другая – брюнетка – с пронзительным воплем запускают в небо разноцветную петарду, и волны по обе стороны от яхты окрашиваются алым светом, отражая букеты огней.
– Всё-таки хорошо, что ты не потащился к брату, – Майкл подтолкнул его вперёд, и Рей, вывалившись из коридора, ловко упал на скамейку между двумя сестричками в маленьких купальниках, одинаковыми на лицо. Руки его как змеи скользнули в обе стороны, прижимая девушек к себе, и близняшки послушно приникли к его бокам, а одна даже сунула под нос бокал мартини.
