— Зачем? — спросила Олеся дрожащим голосом.
— Затем, чтобы все рассказывать мне, — снова улыбнулся опер, отчего мороз пробрал по коже.
— Но…
— Я уже говорил, что ты задаешь слишком много вопросов, — покачал головой опер. — Будешь хорошей девочкой, и все у тебя и у твоей дочери будет хорошо.
Он завел мотор и, развернувшись, направил машину обратно к дому Олеси. Те несколько минут, что они ехали, никто из них не проронил больше ни слова. Олеся пыталась привести в порядок мысли и, сама не замечая, теребила в руках фотографию. Смотрела на нее невидящим взглядом и ничего не видела. Глаза будто заволокло туманом. Опер же, думая, что она старательно изучает фото, довольно улыбался, изредка искоса поглядывая на нее. Прежде чем разблокировать дверь, он забрал фотку.
— Все поняла?
Олеся лишь едва заметно кивнула, еще не до конца осознавая, на что согласилась.
Глава 17
Ночь для Олеси выдалась бессонная. Или организм уже привык бодрствовать, когда все обычные люди спят, или же задание Кира и все связанные с ним возможные последствия не дали ей сомкнуть глаз. Несмотря на то, что она искренне считала, что только собственная глупость привела ее к той жизни, которой она жила сейчас, она все же была не дурой и понимала, что игры с Киром были опасны и могли создать ей кучу проблем. Он хотел запустить ее между жерновами разборок криминала с полицией и в последнюю очередь думал о ней и о Насте. Скорее, он жаждал звездочек на погонах. Какое ему дело до какой-то одинокой проститутки с малолетней дочерью на руках? Начни она упираться — по стенке размажет и не заметит.
На фоне этих событий ее даже перестал тревожить и беспокоить тот факт, что под одной крышей с ними теперь будет жить преступник. Женя… Она повторила это имя вслух и прислушалась к его звучанию. В предутренней тиши оно шелестело, как нежная листва на ветру. Женя… Осужденный по ее статье преступник.
Хотя какой он преступник? За последние дни она поняла, что, возможно, он — наоборот, самый добрый и отзывчивый человек на свете, а вот те, с кем она вынуждена общаться «по работе», кто просто ходит мимо нее на улице, отнюдь не такие безобидные люди, какими кажутся.
Олеся резко села в кровати. В доме стояла абсолютная тишина, даже Зефир беззвучно посапывал в ногах у Насти. Убедившись, что дочь крепко спит, Олеся накинула на плечи халатик и осторожно, стараясь не скрипеть на деревянной лестнице, спустилась на первый этаж. Там, в ее комнате, на ее постели спал Женя.
Его лицо было расслабленно, с него сошла маска напряжения и тщательно скрываемой болезненности от малейшего движения, и стало отчетливо заметно, что он совсем еще молод. Моложе нее. Это днем на него как будто наваливались прожитые годы и тяжелый жизненный опыт, и он казался гораздо старше. Старше, жестче, грубее, хотя вся эта грубость и жесткость слетали с него, как только он заговаривал с Настей. Его взгляд становился мягче, и губы растягивались в доброй улыбке.
И еще одну вещь заметила Олеся. Обычно ее раздражал вид обнаженного мужского тела, даже голый торс вызывал глухое недовольство, заставляя поскорее закрывать глаза, якобы от удовольствия. Сейчас же, глядя на спящего парня, лишь наполовину укрытого одеялом, Олеся ничего не чувствовала. Ничего по обыкновению неприятного или отталкивающего.
Кинув еще один взгляд на Креста, Олеся пошла будить дочь. Ей очень хотелось узнать у Насти кое-что насчет их гостя.
— Настюш, а когда вы с Женей гуляли, — спрашивала она, расчесывая дочь перед зеркалом, — о чем вы разговаривали? Что он тебе говорил?
— Ну-у, — девочка закатила глазки, вспоминая их прогулку с Женей и Зефиром, — он мне рассказывал, как сам учился в школе, чуть-чуть про свою работу. А, — вспомнила она, — еще он про тебя спрашивал, про твою работу.
— И что ты рассказала? — осторожно поинтересовалась Олеся. Нет, она была, конечно, уверена, что Настя не знает про род ее деятельности, но мало ли что…
— Я просто сказала, что ты очень устаешь, и все, мамочка, — она расплылась в улыбке и неожиданно добавила: — и я попросила Женю помочь тебе.
— Настя, — серьезно глядя на дочь, тихо сказала Олеся: — никогда не рассказывай посторонним людям про семью и про себя.
— Но Женя же не посторонний, — удивилась девочка, — он мой друг, — и, чувствуя, что мама с ней не согласна, обняла ее. — Мама, Женя хороший, правда, — проникновенно добавила она, — он очень хороший.
Олеся лишь вздохнула на слова дочери. Что тут скажешь?
— Мам, — Настя вдруг отстранилась, — а Женя никуда от нас не уйдет?
— Я не знаю, — растерялась Олеся.
— Мам, пожалуйста, пусть он не уходит, — заволновалась вдруг девочка, — я не хочу, чтобы он уходил. Пусть он живет с нами, — с жаром повторяла она.
Олеся задумалась.
— Ну, пожалуйста!
Настя просила и просила, и Олеся сдалась.
— Ну, хорошо, — пообещала она, — я постараюсь сделать так, чтобы он не ушел. Чтобы ему у нас понравилось.
— Я так тебя люблю, мамочка! — расцвела от благодарности девочка и крепко-крепко обняла мать.
— Я тоже тебя люблю, солнце мое, — обняла ее в ответ Олеся, чмокнула в русую макушку, — пойдем завтракать, — и они дружно, стараясь сильно не шуметь, отправились на кухню.
Сегодня Олеся готовила завтрак с особенным настроем. Ей хотелось и отблагодарить, и удивить парня, обратить на себя внимание. Хотя бы сделать первый шаг к этому. Потому что без этого никак.
Покормила дочь, быстро отвела ее в школу и вернулась накрывать на стол для Жени. Он к тому времени уже проснулся, в ванной шумел душ. Олеся достала лучшую посуду, которая у нее была, красиво разложила завтрак по тарелкам, чем вызвала немалое удивление парня, когда он появился на кухне. Предыдущим днем и завтрак, и обед, и ужин подавались гораздо проще, без особой сервировки. И за столом в основном находились только Настя и Крест.
Сейчас же Олеся завтракала вместе с ним. Правда, в молчании. Отчего-то разговор не завязывался. Они изредка обменивались взглядами и кротко улыбались.
— Спасибо, — поблагодарил в конце Крест, и тогда же Олеся приступила к осуществлению своего плана.
— Если хочешь, можешь и дальше оставаться у нас, — предложила она безразлично, как бы между прочим, убирая со стола.
— Да? — Крест взглянул на нее с интересом и не отвел больше глаз. Так и смотрел с любопытством и хитрой насмешкой во взгляде, по крайней мере, Олесе так показалось, когда она быстро стрельнула в его сторону глазами.
— Да, — она стушевалась, и от этого честно призналась: — Настя не хочет, чтобы ты уходил.
— А ты? — спросил он мягко и вкрадчиво.
— И я, — в ней против воли включилась проститутка, и она ответила игриво и зазывно улыбнулась. Даже головой мотнула так, что волосы разметались по плечам. Но уже в следующую секунду, заметив, как брови парня удивленно дернулись вверх, скинула с себя эту личину, в душе обозвав себя дурой.
