Девушка принялась растапливать печь. Под расстегнутым пальтишком у нее обнаружилось полинявшее платье из грубой шерсти.
– Сейчас будет теплее, мама.
– Брось, доченька, – хрипловато заявила старуха. – Запасы дров-то тают… Снег бы так таял, как они, что-то весна в этом году к нам не торопится.
– Ничего, хватит, – упрямо тряхнула головой дочь. – А не хватит, так лавку сожжем.
Только тут Фиа обратила внимание, как мало в комнате мебели.
– Ох, доченька, – запричитала мать, когда в комнате стало немного теплее. – Чаяла я увидеть, как ты замуж выйдешь, да внуков мне на радость родишь, а вот видать, не увижу.
– Что ты говоришь, мама, – немного сердито возразила дочь. – Проживем мы зиму, не беспокойся. Еще недели три, и весна придет, вот увидишь, уйдем мы отсюда.
– Ох, доча, куда я с моими ногами-то? Да и трудно старое дерево-то пересаживать, – вздохнула старушка. – Здесь я отца твоего встретила, здесь век прожила… Ты ведь уже и сговорена была, как раз бы свадебку сыграли осенью… А теперь? Из-за травы проклятущей никого не осталось. Сбежали все.
Трава? Фиа невольно вздрогнула. Вид чужой нужды, рожденной от ее волшебства, стал для нее неприятным откровением. Ей захотелось что-нибудь сделать для этой упрямой девушки, так стойко переносящей лишения. Пляшущая ведьма слегка крутанулась на месте.
Из окна попадали тряпки.
– Ох, да что же это… – девушка бросилась поднимать, но тут же застыла, широко распахнув глаза, а потом принялась их тереть и яростно щипать свою руку.
Выбежав на улицу, девушка убедилась – жалкая кучка дров превратилась в большую, ладно сложенную поленницу. Теперь-то уж точно не придется сжигать последние две лавки!
– Чудеса… – бормотала она, схватив поленья, стремясь сжечь их, пока они не исчезли туда, откуда появились.
«Вот оно каково – помогать», – подумала Фиа, и неожиданно прониклась этим чувством. Значит, Эм посвятил свою короткую жизнь помощи нуждающимся?
Глядя на посветлевшие лица матери и дочери, Пляшущая ведьма покраснела. Дело-то ведь не в дровах, а в черной траве. Шаг – и Фианель перенеслась на ближайшую поляну из тех, где она когда-то беспечно танцевала.
Разрыв ладошками снег, она увидела потрескавшуюся бесплодную землю, покрытую темно-серым пеплом. Прижав руку к земле, ведьма напряглась, сосредотачивая в пальцах потоки тепла. На земле появились очертание ее ладони – темная, жирная земля, даже с прорастающими зелеными стрелками травинок. Фиа отняла руку.
Нет, она не сможет.
Незамужняя ведьма плохо контролирует силу. Брак с избранником открывает перед ней огромные возможности, позволяя использовать чары, как говорится, на полную катушку.
«Сам виноват, – подумала обиженно Фиа. – Если бы он согласился, я бы все исправила! А теперь не буду!»
Потратив последние силы на переход в свое жилище, Фианель улеглась спать. Но наутро она поняла, что увиденное вчера не отпускает ее.
«Помогу им еще разок», – подумала она.
***
Эм с наслаждением подставил лицо весеннему ветру. Какая чудесная пора! Листья, едва проклюнувшиеся из почек, окутывали деревья зеленой дымкой. Задержавшаяся весна словно торопилась наверстать свое опоздание.
Эм шел по Четвертой долине в поисках очагов черной травы, чтобы опробовать на ней новое изобретенное им средство. Однако в мире происходило что-то непонятное. Уже в трех придорожных гостиницах никто не мог ему ответить на расспросы о черной траве – словно не знали вообще, о чем речь идет.
Все это было странно и требовало проверки. Конечно, в первую очередь Эмрой подумал о колдовстве Фианель, но тут же отбросил эту мысль – станет она стараться, как же. Наверное, уже забыла про него и нашла себе кого-нибудь подходящего…
«И с членом побольше», – хмыкнул он, вспоминая детскую попытку ведьмы оскорбить его.
Эм вздохнул, вспоминая, как хорошо им было в объятиях друг друга. Что бы она там ни говорила в пылу ссоры. Эти вздохи, ласки, прильнувшее тело, движения навстречу – не подделаешь. Для этого надо быть опытной актрисой, а Фиа ей не была. И все-таки, как же хотелось надеяться, что она все еще не замужем…
Наконец Эмрой добрался до той поляны, где он когда-то дотронулся до рокового следа, который перенес его в мир Фианели.
Вернее, это должна была быть та самая поляна. Но вместо черных стволов ее окружали зазеленевшие деревья, а в траве – самой обычной, зеленой, подмигивали желтыми глазками цветы.
Что за чертовщина?
И тут он почувствовал странное волнение. Обернулся резко – и увидел знакомый силуэт, окутанный темными волосами.
Они стояли друг напротив друга, глядя в глаза. Первой заговорила Фианель, быстро и сбивчиво:
– Я сделала это не для того, чтобы ты на мне женился… Просто захотелось.
– Захотелось, – повторил Эм, не отрывая от Пляшущей ведьмы внимательного взгляда.
– Да! – запальчиво произнесла та. – Я по-прежнему ненавижу твоих людишек! И тебя тоже, ученого сухаря, который…
Эм шагнул вперед и взял ее за руку.
– Который приглашает тебя на танец. Ты ведь согласна, Фиа?
Изумрудные глаза Фианель широко раскрылись, она открыла рот, чтобы сказать очередную колкость – и не смогла. Воспользовавшись ее замешательством, Эм одной рукой взял ее дрожащую ладошку, положил вторую свою руку на тонкую талию и решительно закружил любимую в танце.
Фианель трудилась несколько месяцев. Несмотря на то, что ее силы еще не раскрылись полностью, она упрямо, кусочек за кусочком очищала землю от черной травы и ее последствий. Старшая сестра, удивленная тем, что никогда не могла застать Фианель, поддалась на уговоры и тоже использовала свою силу. И пусть Стелла не могла вернуть жизнь тем, кто погиб, она даровала забвение и утешение их семьям. Горе притуплялось, а в жизни наступала светлая полоса.
– Он хоть стОит таких усилий? – спросила как-то раз Стелла, когда очередная семья находила силы жить дальше.
– Стоит, – грустно улыбалась младшая. – Он – стоит.
***
– Пап, ты обещал мне сделать игрушку! – Сид дернул отца за штанину.
Начало июня выдалось солнечным и теплым. Ханс сидел на скамеечке возле своего нового, нарядного дома, выкрашенного светло-желтой краской и с яркой черепичной крышей. Стор неподалеку возился с котенком, заставляя питомца потешно ловить бантик на веревочке.
– Посмотри под своей подушкой, – Ханс усмехнулся в усы, глядя, как сын с визгом уносится прочь.
Через окошко глава семьи кинул взгляд на Дору – жена с сияющим лицом сидела на такой же сияющей кухне, сосредоточенно вышивая маленькую белую распашонку, лишь изредка отвлекаясь на побулькивающий котелок с супом.