Алое шелковое покрывало на широкой кровати, столбики, вырезанные в виде обнаженных женских фигур. Затянутые золотой тканью стены, на одной — я отвела взгляд — картина, изображающая сплетенные в единое целое два обнаженных тела. Еще несколько таких рисунков на ширме, отгораживающей угол комнаты, где стоял таз с кувшином воды. Что еще… Комод около стены, рядом столик и еще один стул.
Два стула, одна кровать. Арифметика проста, и на этот раз, Шанти, никакого дневника. Этим людям нужна ты, точнее, твое тело. Насколько проще было со шпионами! А что делать с этими? Я подхватила подсвечник с комода, поставила стул поближе к двери, чтобы при первых звуках вскочить на него, а оттуда обрушиться вместе с подсвечником на первого, кто войдет. А дальше… как пойдет. Не зря мой батюшка каждый год вносит щедрое пожертвование в храм Великой Матери. Должна же она помочь своей неразумной дочери.
Есть, конечно, слабая надежда, что жених одумается и вернется за мной, но я уже успела себя убедить, что мужчина передумал не только меня спасать, но и жениться.
Не знаю, сколько я просидела, раздумывая над своей судьбой, то впадая в панику, то сжимая руку на подсвечнике так, что белели костяшки. А после того, как за стеной стали раздаваться характерные стоны, время в этой комнате вообще застыло.
Но вот повернулся ключ, я вскочила на стул, приготовилась, подрагивающими руками подняв свое оружие над головой.
— Прошу, — хозяин, я узнала этот голос, пропустил гостя в комнату, — но должен еще раз предупредить…
С визгом-криком я рухнула вниз, прямо на спину вошедшего. Тот подпрыгнул, разворачиваясь в воздухе, перехватывая руку, заламывая и заставляя выпустить подсвечник — я даже коснуться головы не успела! Меня скрутили, жестко, но не больно, прижали к груди, и такой знакомый голос прошипел на ухо — я как раз удачно пяткой попала по голени:
— Тихо, это я!
— Что она совсем дикая, необученная, — ошарашенно и потому практически шепотом закончил фразу хозяин борделя, глядя на нашу живописную композицию.
— Ничего, — вымученно улыбнулся дядя, я ощутила эту улыбку в его словах, — я таких люблю. Укрощу, вы не переживайте.
— Да я и не переживаю, — проворчал уже спокойно хозяин, возвращая себе пошатнувшееся душевное равновесие, — заплатили — вам и танцевать, но помните: девчонка нужна мне живой и целой. На царапины и синяки я, конечно, закрою глаза, но все остальное… Вы меня поняли, — закончил он со строгим выражением на лице, ну точно директриса нашего пансиона, когда наставляла провинившихся.
— Прекрасно понял, — о ледяное спокойствие в голосе дяди можно было порезаться.
— Ладно, — хозяин тоже почувствовал, что вышел за рамки дозволенного, — и помните, Аструс, если бы не ваш уважаемый друг, которому срочно понадобился подарок, вы бы ее не получили.
Он окинул нас тревожным взглядом и удалился, оставив дверь открытой.
— Говнюк! — выругался дядя, прикрывая дверь и добавляя кое-что еще, заставившее меня покраснеть. Первый раз дядя ругался при мне, не стесняясь. Да что там говорить! Я и не знала, что он ходит, нет, поправилась, шляется по борделям. Интересно, а папа в курсе, чем занимается его брат?
Дядя прикрыл дверь, подпер ее для надежности собой и теперь разглядывал меня с нехорошим таким прищуром. Я попятилась, пятой точкой ощущая грядущие неприятности. Покрутила болезненно кисть, помассировала запястье — железные пальцы у дяди, что ли? Дядя хмыкнул и в ответ демонстративно потер правую голень, по которой я успела попасть каблуком.
— Научил на свою голову, — уже расслабленно проворчал он, и я перевела дух — гроза не миновала, скорее, ее отложили на завтра.
— Говори тише, — предупредил он, — здесь стены не толще бумаги.
Я вспомнила недавно слышанные стоны, снова покраснела и кивнула. Мое смущение заставило мужчину озабоченно нахмурить брови, он бросил взгляд на стену, взъерошил волосы жестом отчаяния и простонал:
— Что я скажу твоей маме?
При мысли о маме меня накрыла волна жалости к себе, настрадавшейся за эти дни на всю жизнь вперед. Ноги подкосились, а слезы, точно прорвав невидимую платину, потоком хлынули по щекам. Да-а-а… Я нашла того, на чьей груди можно было поплакать. А главное, этот кто-то не станет рассказывать маме, где меня нашел. Но для закрепления сей негласной договоренности, надо будет уточнить у дяди, почему его назвали Аструсом, а не Хасселем, как записано в книге рода.
— Шанти, детка, они с тобой что-то сделали? — резко побледнел дядя, подхватывая меня. — Где-то больно? Покажи где?
И меня принялись осматривать, ощупывать, чему я активно мешала, уткнувшись в дядину грудь и обильно орошая слезами его рубашку.
Болело внутри. Душу жгло обидой ребенка, которому повстречались злые взрослые, а главным из них был гад, не спешивший спасать свою невесту! Бросил, говнюк — я вспомнила дядино ругательство — ночью одну в чужом городе! Думает, если у него в родственниках император, так имеет право разрывать помолвку, не уведомив меня?! А я вот возьму и соглашусь назло!
Дядино присутствие заново окрасило окружающий мир в цвета добра и благополучия. Злодеи будут наказаны, справедливость восторжествует, и скоро все станет как прежде. Я вернусь домой, забыв обо всех невзгодах.
Так я рассуждала, активно шмыгая носом. Не сдержалась, зашипев, когда дядины пальцы коснулись пореза на боку.
— Так, что тут у нас? — пробормотал Хассель, наклоняясь ко мне.
— Царапина, — прошептала, наблюдая, как за окном возникает тень, а через мгновенье стекло взрывается осколками, и в их водопаде в комнату, перемахнув через подоконник, влетает тот, кого я только что вспомнила.
— Отойди от нее!
Щелкнул взведенный курок. Направленное в спину дяди дуло револьвера недвусмысленно давало понять, что жених шутить не намерен. Представляю, как мы выглядели со стороны: зареванная я и мужчина, наклонившийся к моей груди, а руками обнимающий за талию.
Дядя хмыкнул, выпрямился, провел ладонью по моим волосам, шепнув одними губами:
— Не бойся, — и медленно, демонстрируя поднятые руки, повернулся к Леону.
А я замерла, не зная, то ли радоваться появлению второго спасителя — не бросил-таки, то ли начинать бояться, что они убьют друг друга. Только глупые мысли никак не могли определиться за кого именно переживать.
За дядю? Но я знала, что он может за себя постоять. Выжил же в пустынях полуострова Кефарка, да и от людоедов островов Золотого моря спасся.
За Леона? Если его убьет дядя, сколько моих проблем решится разом? Все! Кроме побега из дома, которого уже не отменить. Но здравая мысль о неизбежном гневе императора охладила кровожадные помыслы.
Да пусть его сожрут твари бездны, переварят и сожрут еще раз! Жениха, конечно, не императора.
И пока я стояла, точно коза, увидевшая впервые новый наряд хозяйки, мужчины времени зря не теряли.
