— Шанти, — протянул мужчина, явно желая получить от меня хоть какой-то ответ, — ты решила вспомнить, что такое скромность? Или боишься?
— Я? Боюсь? — вскинулась. Встретила насмешливый взгляд палача и осеклась. — Ничего я не боюсь, — пробурчала, вернувшись к разглядыванию чая в чашке.
— Шанти, — Леон пересел ближе, накрыл мою руку своей, — мне важно знать, что произошло вчера.
Глава тринадцатая
Вот с таким заботливым и спокойным женихом я не знала как себя вести. В моем сознании точно поселилось два Леона: один — высокомерный и надменный аристократ, которого я несколько раз видела на приемах, с ореолом пугающих кровожадностью сплетен, орущий на меня в таверне и окатывающий волной презрения; второй — храбро выбивающий окно в борделе, чтобы спасти невесту, а потом, в шляпе извозчика, забрать вместе с дядей от дверей этого ужасного заведения. Первый вызывал отвращение и страх, второй удивлял, и под его теплым взглядом хотелось расслабиться, довериться и все рассказать, но… сузив глаза и отстранившись, я произнесла:
— А мне важно, почему моего отца обвинили в измене и почему вы его шантажировали, вынудив объявить помолвку?
Леон ответил неодобрительным вздохом, отобрал у меня чашку с чаем, выпил, между прочим, мой чай. Растер ладонями лицо. Я обратила внимание, насколько усталым он выглядел, и совесть кольнула укором.
— Дорогая, обещаю, я отвечу на все вопросы завтра, когда мы окажемся на борту парохода.
Обращение «дорогая» стало последней каплей. Я выпрямилась, надела маску «ледяной высокомерности».
— Я — дарьета ВанКовенберх, дэршан. Попрошу обращаться ко мне именно так. Вы еще не получили моего согласия на помолвку для иного обращения.
Лицо Леона помрачнело, темно-серые, а не черные, как мне казалось вначале, глаза, потемнели от гнева. На мгновение я испугалась, что своими словами пробудила чудовище.
— Дарьета, — проговорил с пренебрежением мужчина, и на его тонких губах мелькнула усмешка, — которая ворует чужие дневники. Дарьета, которая использует чужие документы, чтобы пересечь границу. Дарьета, которая бежит от жениха, не выполнив волю отца.
Я задохнулась от гнева. Палач показал свое истинное лицо! Пусть сказанное правда, но швырять ее мне в лицо — подло! Пальцы вцепились в край стола так, что побелели костяшки. Я привстала и выпалила:
— Дэршан, который шантажирует семью невесты. Дэршан, который оставляет без охраны важный документ. Дэршан, который устраивает ссору на виду у посетителей таверны.
— Еще скажи, что ты не вешалась на шею тому гардарцу? Да я готов был ему эту самую шею свернуть, когда увидел вас вместе.
Я фыркнула.
— Глупость! Мы всего лишь обедали, и вы сами вынудили меня искать нового жениха. Вдобавок, у меня не было ни денег, ни еды, а он… — я подавила вздох. Вышло жалостливо. Леон, точно вспомнив о чем-то, тоже вздохнул.
— Мы оба совершили много глупостей, предлагаю их забыть и начать знакомство сначала.
Я хмыкнула. Нервно поправила заплетенные в косу волосы. Внимательно посмотрела на жениха. Усталость, темные круги под глазами делали его лицо простым и почти человечным.
— Тогда начну сначала: я не могу выйти за вас замуж.
— Собираешься расторгнуть уже объявленную помолвку? — приподнял брови мужчина.
Я с шипением выдохнула. Твари бездны ему в печенку! Если император одобрил помолвку, которая получила огласку в газетах, то расторгнуть ее без скандала не получится. Нужен весомый повод. Шантаж? Но как раз его я не могу использовать, не выставив отца предателем короны.
— А вы собираетесь принудить меня к замужеству?
Леон пожал плечами.
— Женские слова стоят недорого. Вечером ты будешь против, а утром — за.
Это на что он намекает? На брачную ночь? Неужели настолько уверен в себе? Брачная ночь, кровать, его рука на моей талии — от всех этих мыслей в горле пересохло, стало душно, будто воздух в комнате резко нагрелся. Я потянулась к дядиной чашке и залпом осушила уже остывший чай, искренне жалея, что не могу запустить чашкой в голову жениха.
Нет, ну какая наглость! Представлять меня глупой кошкой, которая станет послушной после ночи его ласк. Вот кого надо познакомить с черепом из дневника! Жаль, он не тронет хозяина.
— Шанти, я прекрасно понимаю, у тебя был трудный день, есть масса поводов на меня злиться, но я прошу, нет, умоляю, расскажи, что произошло в подвале на хуторе.
— Откуда вы знаете, где я была?
— Именно поэтому я задержался и не смог вернуться с тобою в город. Мне надо было проверить, что произошло.
Я прикусила губу, вглядываясь в лицо Леона. Симпатичное, кстати, лицо. Породистое. Опытному человеку сразу видны черты императорского рода: крупный нос, квадратный, словно вырубленный подбородок. Они делали бы лицо массивным, если бы не красиво очерченные губы и высокий лоб, на который волной спадали черные волосы. А вот глаза подкачали. Темно-серые, не черные, как у всех императоров.
Но главное — в этих глазах не читался приговор: убийца! Скорее, там можно было заметить тревогу и нетерпение.
Я вспомнила об оставленных в доме людях, воришке и спросила:
— Вы кого-то там встретили?
«Кроме трех трупов», — добавила про себя.
— Если ты о двух наемниках, то они мертвы, а мальчишка жив. Я привез его сюда.
— Жив, — выдохнула, уже понимая, что без последствий мой побег для пацана не прошел. А вот наемников не жаль.
Вскочила:
— Я должна его увидеть.
— Он спит и будет спать до утра, не стоит его тревожить. Доктор заверил, с ним все будет в порядке.
Открылась дверь, вернулся дядя. Сел за стол, с удивлением покрутил пустую чашку, молча налил себе свежего чая.
— Дорогая племянница, — начал торжественно, — уважь старика, не дай погибнуть от любопытства.
Я не удержалась от смешка.
— Конечно, дядя.
— Леон, будь добр, принеси сюда источник неприятностей Шанти. Проведем эксперимент.
Я похолодела. Они что же… О боги, нет!
— Шанталь, стоять!
Леон оказался быстрее, перехватил меня за талию около двери, охнул, получив кулаком в подбородок, а локтем в живот.
— ТИХО!
Дядин окрик заставил нас замереть. Меня — уткнувшись в мужскую грудь с закрученными за спину руками, Леона с мученическим видом ученого, поймавшего редкую бабочку и пытающегося не сломать ей крылья.
— Шанти, детка, — вкрадчиво произнес дядя, — мне казалось, ты мне доверяешь.
— Так и было, — пропыхтела я, — мне, казалось, ты тоже… доверяешь.
Хватка ослабла, меня развернули лицом к дяде Хасселю, по мрачному виду которого можно было догадаться, что удар достиг цели.
